«Долой рабство в США!», «Свободу черным невольникам Юга!» – эти и другие требования не раз звучали на митингах и массовых демонстрациях рабочих Англии и Франции. В войне северных штатов Америки против рабовладельческого Юга, в победе Севера над Югом значительная роль принадлежала пролетариям Англии и Франции: они не позволили своим правительствам выступить на стороне рабовладельцев Юга. Их симпатии были полностью на стороне Гарибальди, возглавившего революционную войну против Австрии за объединение Италии. А когда в 1863 году в Польше, в Кракове, вспыхнуло восстание против русского царизма, французские рабочие, прибывшие в Лондон на Международную выставку, вместе с английскими рабочими потребовали на митинге от своих правительств выступить в поддержку Польши. И хотя ни Наполеон III, ни Пальмерстон не выполнили это требование рабочих, а краковское восстание было утоплено в крови, митинг солидарности в Лондоне не прошел даром: он утвердил решимость рабочих разных стран действовать отныне вместе.
Митинг состоялся в июле 1863 года. А уже в начале ноября вернувшиеся на родину французские участники митинга получили послание от Джорджа Оджера, английского сапожника, секретаря лондонского Совета тред-юнионов. «Пусть состоится встреча представителей Франции, Италии, Германии, Польши, Англии и всех стран, где есть желание сотрудничать на благо человечества, – писал французам Джордж Оджер. – Давайте созывать конгрессы; давайте обсудим коренные вопросы, от которых зависит мир между народами…»
Свой ответ в Лондон французские рабочие привезли в сентябре 1864 года. По случаю приезда французских рабочих лондонский Совет тред-юнионов решил устроить собрание в Сент-Мартинс-холле, в концертном зале, расположенном в центре Лондона.
Маркс узнал об этом сначала из рабочей газеты «Би-Хайв», а затем от самого Джорджа Оджера, навестившего его за несколько дней до собрания.
– Да! – сказал Маркс, выслушав Оджера. – Это важно! Убеждение в необходимости братского союза рабочих всех стран должно стать всеобщим. Все разрозненные усилия обречены на провал и караются поражением. Пора объединяться!
– Значит ли это, что вы, доктор Маркс, выступите на собрании с речью? – спросил Оджер.
– Нет, – ответил Маркс.
Сапожник Оджер поджал губы, опустил крупную лысую голову, взглянул на Маркса из-под бровей, шевеля желваками. Признанный вожак лондонских рабочих, он привык к прямым и крутым разговорам. Ответ Маркса его явно раздосадовал. Толком еще не понимая, что кроется за коротким словом «нет», он приготовился к словесной баталии. И был обескуражен улыбкой Маркса, улыбкой открытой и дружеской.
– Считаю, – сказал Маркс, – что на собрании от имени немецких рабочих должен выступить
– Хорошо, – согласился Оджер, облегченно вздохнув. – Пусть выступит с речью Эккариус. Обязательно поговорите с ним, доктор Маркс. И помогите ему сформулировать основные мысли.
Маркс нахмурился.
– Эккариуса я знаю давно, – сказал он. – Ему у других мыслей не занимать.
– Верю, – поторопился согласиться Оджер, поняв свою оплошность. – Просто очень хочется, чтобы мы, рабочие, были единодушны теперь, когда начинаем великое дело.
– Да, – простил его Маркс. – Очень хочется.
– Вы придете на собрание? – спросил, прощаясь, Оджер.
– Непременно, – ответил Маркс. – Я тоже думаю, что вы начинаете
– Ты пойдешь на собрание в Сент-Мартинс-холл? – удивленно спросила Женни, когда Оджер ушел. – Но разве это не противоречит твоим принципам? Ты, кажется, поклялся не участвовать ни в каких сборищах.
– В сборищах – да, в бесплодных затеях – да. Я поклялся не участвовать в утопической болтовне и утопических заговорах. Но здесь, как мне думается, Женни, действительно начало великого дела. Рабочее движение в Европе оживилось. Ему нужна политическая организация, в основу которой должны быть положены научные принципы. А это мое прямое дело – участие в создании такой организации.
– Прекрасно, – ответила Женни. – Но что будет с «Капиталом»? – вздохнула она.
Маркс пожал плечами. Потом сказал:
– Просто я стану работать вдвое быстрей.