– Вэл ушла, – опустив голову, сказал Дин и запустил пальцы в волосы, после чего потянул за них. Уверена, кожа на его голове загорелась от силы его хватки. – Она, черт побери, просто ушла, Рози. Няня нашла Луну одну в пустой квартире без единого намека на одежду или обувь матери. Малышка сидела в переполненном подгузнике и плакала навзрыд. Черт знает, сколько времени она так провела и когда в последний раз что-то ела. Она плакала так сильно, что потеряла голос. Няня отвезла ее в больницу на обследование. Трент через час полетит за ней, а затем привезет сюда.
– Господи. – Я прикрыла рот рукой.
Резкие черты скулы окрасились в красный цвет, а в выражении лица появилась настороженность. На секунду мне показалось, что он добавит что-то еще. Или даже заплачет. Пустит хотя бы одну одинокую слезу, которая сорвется с его ресниц, словно человек, прыгнувший со скалы. Но Дин не сделал ни того, ни другого. А вместо этого расправил плечи, вновь окружил себя ореолом самоуверенности и прочистил горло.
– Честно? Это к лучшему, – сказал он.
Что? Эти слова удивили меня так, словно я получила шлепок по заднице.
– Не все рождены быть родителями. И для Луны так будет лучше. Было бы хуже, если бы Вэл свалила, когда малышке исполнилось бы шесть или семь. Держу пари, она даже не будет беситься из-за нее, когда вырастет.
Целую секунду я молча смотрела на него – пристально и внимательно, – пытаясь прочесть эмоции, появившиеся на его лице. Но так ничего и не поняла. Слишком много чувств там смешалось, слишком много сожалений, слишком много всего в одном измученном выражении.
– Не смотри так на меня, Рози. Просто поверь. Луне не нужна Вэл.
– Хорошо. – Я прижала его голову к изгибу своей шеи и стиснула в объятиях. Боль просачивалась сквозь его сильное тело, и я охотно вбирала ее, подстегиваемая потребностью помочь ему. – Все в порядке Дин.
– Это к лучшему, – повторил он, сдавленным от боли голосом.
Я ослепла. Растворилась. Разлетелась на кусочки и опала на пол, словно конфетти. Мне хотелось разгадать, что Дин чувствовал, и проглотить, как горькую пилюлю. Это совершенно ему не подходило. Дин Коул, которому так нравился алкоголь, дурь и ничего не значащий секс, никогда не печалился.
Он походил не на Сириус.
А на планету Земля.
Был кислородом.
Он спрятал свое лицо на моем плече, пока я все ближе притягивала его к себе, пока между нами не осталось и сантиметра пространства. Мы растворились друг в друге. Стук его сердца отдавался на моей коже, мои волосы щекотали его нос, а его пальцы стискивали мою талию. Сейчас наши тела сплелись сильнее, чем в красном пикапе.
Дин не проронил ни слезинки, но это не означало, что он не плакал. Он плакал, и я плакала вместе с ним. Из-за Луны, которой едва исполнился год и которая пережила что-то настолько травмирующее, чего не испытывает большинство людей за всю жизнь. Из-за Трента, которому судьба часто подкидывала испытания, заставляя взрослеть. И еще я плакала из-за себя. Потому что в этот момент поняла, что частичка меня уже принадлежит Дину Коулу, как бы я этому ни противилась. Я никогда не переставала любить его. Ни на одно чертово мгновение. Я просто убедила себя, что мне на него плевать.
Вот только это было совсем не так. До сих пор.
Глава 14
Дин
Из печали прорастает жизнь. Так всегда говорил мой отец.
Эту ночь я спал в комнате Рози.
Мы не занимались сексом. И не лапали друг друга. Мы даже не целовались.
Но наши ноги переплелись, а кожа прикасалась к коже, и это казалось более настоящим, чем любое другое дерьмо, которое я творил в постели с другими девушками в любое другое время. Жаль, что утром мне пришлось выскользнуть из ее объятий, чтобы сесть в такси до аэропорта. Но я оставил ей записку:
Перелет до Вегаса прошел как в тумане.
Вчера я не выпил и капли алкоголя и ни разу не выкурил сигарету – ведь провел почти весь день с Рози, – что ощущалось странно… но приятно. И также естественно, как мои фантазии о том, как она в наряде стриптизерши пристегивает меня наручниками к кровати, а потом опускается на мое лицо, пока я не задохнусь, а ее киска не онемеет. Но потом Тренту позвонили, и мой мир рухнул.
Предательство Вэл пронзило меня, словно удар в живот, а слова Трента добили: «Она никогда больше не увидит Луну, пока не возьмет на себя обязательства быть родителем. С меня хватит ее выкрутасов».
И как бы мне ни хотелось этого признавать, он был чертовски прав. Нельзя быть родителем лишь наполовину. Это не какой-то ленивый утренний секс в воскресенье. Либо ты отдаешь себя родительству полностью, либо отступаешь в сторону. Остальные промежуточные варианты лишь причиняли боль ребенку, и мне следовало понимать это, как никогда раньше.