Неисповедимый путь

– Ты должен поверить в себя и в Дарующего Дыхание. Ты должен идти вперед и вперед, не обращая внимания на происходящее и не отклоняясь от своих обязанностей. Если ты оступишься, то внутри тебя возникнет слабое место, в которое Меняющий Облик попробует проникнуть. Зверя не интересуют больше ни я, ни твоя мама, Билли, потому что большую часть своей работы мы уже выполнили; ты же – молодая кровь, поэтому он и наблюдает за тобой.

– Он может повредить мне, бабушка?

– Не знаю, – ответила Ребекка и вспомнила труп Шефа, рассеянный в кустарнике, части которого висели на нижних ветках, как будто Шеф взорвался.

– Я хочу, чтобы ты выпил это, Билли. Это поможет тебе уснуть. Мы поговорим обо всем позже.

Она подала ему чашку с жидкостью из кувшина. На Билли нахлынул его призывный аромат. Его голова стала тяжелой, как чугунное ядро. Он подумал, что с легкостью уснет и без напитка, но все равно отпил из чашки; жидкость была сладкой и приятной на вкус, несмотря на то, что сквозь сладость пробивался мускусный запах, напоминающий запах поганок, растущих на зеленой поляне.

– До дна, – приказала Ребекка. Билли допил все. Она улыбнулась. – Очень хорошо.

Билли улыбнулся в ответ сквозь маску текущего по лицу пота. Образ вепря затуманился, как со временем бывает с любым кошмаром. Билли смотрел на угли и видел все оттенки от ярко-оранжевого до темно-фиолетового; его глаза стали закрываться. Последнее, что он помнил перед тем, как погрузиться во тьму, была керамическая сова, глядящая на него с крюка.

Женщины оставили его лежащим на полу и закутанным в одеяло, как в тяжелый саван. Ребекка заперла дверь снаружи.

– Нет нужды присматривать за ним до утра. – Она потянулась, затрещав костями. – Похоже, он понял все достаточно хорошо, но нужно еще поработать над его уверенностью. Мы снова начнем следующей ночью.

– Он будет в безопасности? – спросила Рамона, когда она направилась к дому вслед за Ребеккой.

– Надеюсь. Он видел двойственность своей натуры, войну хорошего и плохого внутри себя, и он встретился лицом к лицу с Меняющим Облик. – Они подошли к входной двери, и Рамона оглянулась вглядываясь в очертания коптильни. Ребекка обняла ее за плечи. – Билли уже потыкали в поиске слабого места. Я не знала, что это может начаться в столь раннем возрасте. На этот раз он устоял, но зверь не вернется больше в таком облике. Нет, Враг будет хитрее и сильнее. Но и Билли будет хитрее и сильнее.

– Нужно ли рассказывать ему о черной ауре?

– Нет. Он сам дорастет до ее видения, так же, как и ты. Я не хочу загружать его еще и этим. – Она взглянула на свою дочь, склонив голову набок. – Он проспал весь день. Если ты услышишь, что он плачет, то не должна бежать и будить его. Это уходит его старая жизнь и ей на смену приходит новая, понимаешь?

– Да, – ответила Рамона. – Но только…

Он там один.

– Да так и должно быть. Пока длятся эти три дня, ты можешь быть на его стороне, но дальше он пойдет один. Ты знала это до того, как привела его ко мне. – Ребекка осторожно сжала плечи дочери. – Я ошиблась насчет него, его кровь порченая, но зато сильны душа и сердце. Ты будешь гордиться им, девочка. А теперь пойдем, я сделаю нам чаю.

В коптильне Билли свернулся клубком, как младенец, готовый появиться на свет.

5. Черная аура

20

– Билли, – крикнул Кой Гренгер из-под маленького прилавка продуктового магазина. – Нашел, по твоему заказу! – он вытащил пыльный пластиковый набор для рукоделия. – Он завалился за коробку. Тебе еще нужны кровельные гвозди?

– Да, сэр. Пару упаковок.

Парень оторвал взгляд от спортивного журнала и быстро подошел к прилавку, пока Грендер искал гвозди. Стоял май 1969 года, и Билли Крикмору исполнилось семнадцать. Он уже вымахал в шесть футов и теперь был одного роста с отцом; несмотря на то, что, как и отец, он был ширококостным, Билли был очень худой, кожа да кости, и из коротких рукавов старой синей рабочей куртки торчали кисти рук, покрытые пятнами масла и смазки: Билли работал на бензоколонке. Из-за худобы его скулы угловато выпирали под кожей лица, а темно-карие глаза сверкали янтарем, когда в них попадали солнечные лучи. Теплое весеннее солнце уже окрасило кожу Билли в цвет скорлупы ореха. Его темные волосы были хитросплетением кудрей, в беспорядке спадающих на лоб. Он не был подстрижен так коротко, как это обычно бывало раньше, поскольку Куртис Пил наконец прочитал в одном из журналов для парикмахеров, что длинные волосы – это «символ» его более молодых клиентов, наиболее огорчительный для их родителей, которые вставали на дыбы, если слышали по радио музыку «Битлз».