Мне не нравится этот мир. Нет, нет, ад не лучше. Но кому будет интересно засыпать в развитом обществе, а просыпаться в неофеодализме? Любителям палпа и сиськастых принцесс? Вряд ли им понравятся местные размалёванные шлюхи. Властителям дум? Пятнадцать минут назад передо мной протащили какого-то типичного кодера за «освоение сиречь приручение бесов проклятых». Кому-то неправильно подсоединил монитор или переустановил операционку дочери не того церковника?
Мрак.
И этот мрак создал я своими руками? Виновен ли уронивший спичку в мародёрах на пожарище? Не знаю. Мне незнаком этот город, но временами взгляд выхватывает дом, похожий на варшавский, и меня начинает трясти от осознания, сколько таких домов в одну чёрную ночь выпускали газ, топили детей в гигиенических капсулах и потрошили хозяев на кухне. И это не фигура речи. От каждого лица, несущего знакомые черты, от каждого дома-развалюхи и монструозных аркологий для меня несёт смертью.
После очередной дамочки, напоминавшей мне давно забытую… подругу? Дочь? Курва мать, чёртов ад просто высосал мне всю память! Так вот, я забыл имя той, сгинувшей при крушении мира, лицо, фигуру, имя, где и когда её встретид. Но не забыл глаза. И этот взгляд лёгкого испуга, которым неизвестная косилась на меня, курвиного сына, пробуждает во мне сразу сонм неприятных воспоминаний. Женский вой. Сухой хруст, аромат железа, скрип сервоприводов. Где это было? Когда? Слюна заполняет мне рот, взгляд плывёт и я останавливаюсь. Плюнув на брезгливость, опираюсь на потёртую штукатурку.
Видение не уходит, сменяется сразу вереницой других — торжеством, испугом, холодной злостью. Отголоски прошлого настигают меня и продолжают насиловать мою нейру. В этом времени ещё есть что-то, чем заглушают галлюцинации? Обскура? Красный глаз? Кармотрин? Серебрянка? Покажите мне, где смешивают это дерьмо и проведите за ручку — и проведу там остаток дня, пока меня не выгонят и ноги не приведут к очередному всплеску насилия. Я плююсь, богохульствую и ругаюсь до тех пор, пока меня не начинают дёргать за плечо.
— Эй! Ты как, живой?
— Живой, чтоб меня матка боска… хртьфу! — я, наконец, беру задницу в руки и поднимаю заплаканные глаза. — Живой. Плохие сны.
Стражники. Четверо. С глупым холодным оружием, железными нагрудниками, узорами и примитивнейшими нейрами.
— Плохие, говоришь? — говорит тот, что поближе ко мне. Недоверчиво.
— Ага. Оттарабанил своё на вредном производстве, пары припоя до сих пор в голову дают.
— Мужик, пошли-ка в участок. Там просветим твою нейру и посмотрим, юродивый ты иль одержимый, — басит бородач, этак поигрывая своим лунообразным лезвием на палке.
Глупое, примитивное оружие не менее простецкого человека. Его импланты мог бы взломать даже четырёхглазый школьник! И всё же я вижу своим
— Любезнейшие, позвольте для начала показать кое-что. Потом решите, одержимый ли я или ю… родимы… тьфу! Ну, в общем этот, второй, — отмахиваюсь я. Стража напрягается — и это понятно даже мне, столь плохо разбиравшемуся в поведении мясных мешков.
— Медленно, — прищуривается главный, и я понимаю — это не характеристика, а очень даже приказ.
— Прошу, — поднимаю я свиток, словно это был усеянный алмазами кубок. Пигмеи любят побрякушки, и никогда не угадаешь — что в этот раз им особенно понравится. В прошлый раз я отделался показом амулета с золотой птицей, теперь проведём опыт с грамотой. Ага, глаза на лоб плывут.
— Прошу прощения, милостливый господарь, — лебезит бородач, но мне уже всё равно. Пора двигаться дальше, к неведомым мне далям.
Любопытно, что ж написано на этом куске кожи? Я ещё при получении просканировал его, но не нашёл ни RFID-меток, ни чипов связи с глобальной сетью (точнее — её ошмётками). Просто письмена, примитивненькие водяные знаки и восковые (ВОСКОВЫЕ! это продукт переработки пчёл, кстати) печати.
Лавка с необычным названием «Эгрегор» привлекает меня знакомым электронным гулом. Может, тут будет погружение в сеть?
— Добрый день, милсдарь. Чего желаете?
Хоть что-то не поменялось в этом мире.
— Подключения на любой из уровней виртуальной реальности.
— Ого, какие слова! Я такие только в Крайнем Улье слышал, в учебниках, — чешет неопрятную щетину парень.
— Я слишком долго паял старые серверные стойки, — криво усмехаюсь я, но вижу лишь лёгкое непонимание. Ему знаком термин, но он не верит, что я занимался такой грязной работой? — В общем как — подключите?
— Да выбирайте любой из свободных терминалов. Мы не кровопийцы, солидов не требуем. Один час — четыре кератия.