Нейронная одержимость

Многие думают, что шпиль Скоморохов так и не достроили, когда случился пожар. Удивительно, сколько всего может быть замылено человеческими стереотипами и пересудами. Нет, тут случилось что-то другое. Война? Падение Великого Дома? Адриан чувствовал смертельную тоску, узнав столько возможных загадок. А ещё от того, что придётся отвечать вместо простых покатушек над городом.

— Я смотрел на картину в целом, но не рассмотрел детали, мастер.

— Оцени, когда случилась катастрофа.

— Пожалуй, не больше двух кондратиоров. Сто… сто шестьдесят лет назад.

— И что же тут было сто пятнадцать лет назад?

— Катастрофа, что ж тут ещё было, — ворчит Уар и воспоминание уходит, оставляя меня в смущении.

Я понимаю, что последнюю фразу произнёс вслух. Сколько времени прошло? Так, мы всё ещё идём. С выкрашенным под пчёлку пнём всё так же едва поравнялись. Кажется, прошло от силы пара секунд. «Осколки» всплывают всё чаще. Контроль над телом я не теряю, время — тоже. И на том спасибо, как говорится. То ли я начинаю отходить от адреналинового шока, то ли свыкаюсь с окружением. В любом случае — память Адриана становится моей и этого процесса мне не остановить. Что ж, пока нужно загнать куда подальше Ростов-на-Дону, археологию и настоящее имя. Сейчас существует только курьер Адриан из Нижнедонска, множащий себе опасности при первой возможности.

Кстати об опасностях. Учащающиеся лачуги. Ближе к берегу они прятались в зарослях камыша, но чем ближе мы подбираемся — тем больше их попадается на глаза. Собранные из какого-то хлама, отдельных бетонных плит и панелей, они стоят без какого-то видимого плана. Дым костров и очагов намекает мне на обитателей, которые не заставляют себя ждать: одеты не так плохо, как я ожидал, но весьма насторожены. И все — вооружены, кто дубьём в руках, а кто и ножичками на поясе.

— Фил?

— Чего тебе? — абсолютно спокойно отвечает Уар, будто вокруг нас и не сгущаются тучи

— Они не будут проблемой? — опускаю голос я, взглядом показывая за себя.

— Не будут, — излишне ровно отвечает Уар. Напылённый на сетчатке прозрачный экран выводит его бессловесное сообщение, присланное через Эгрегор: — «Если мы будем держать язык за зубами, а ухо — в остро».

Мне только и остаётся, что положить руку на лазерный пистолет. Никогда не являлся сторонником пальбы при первой возможности… до сегодняшнего дня. Не для того я дрался на дуэли с расфуфыренным дворянином, чтоб лежать холодным трупом среди строительного мусора.

— Валите отсюда, правобережные! — голосит какой-то подросток, но мы даже не оборачиваемся.

Ну да, мы чужаки. А их грех не пощипать. Интересно, как они отличают «правобережных»? По походке? Или одежде? Впрочем, Филлион не обращает внимания на удаляющиеся вопли. Лишь сдвигает дробовик поближе. Нам ничего не бросают вслед и мне кажется, что пик опасности ушёл. Пару раз мы минуем биомехов, которые косятся слишком уж недобрым взглядом. Словно ограничивающие их невмы тут становятся чуть-чуть, да послабее. Я отвлекаюсь на очередного из них — потёртого жизнью бежево-жёлтого кентавра с белеющими пластиковыми «ногами». И очень зря — потому что дорогу нам неспешно, едва ли не переваливаясь, перекрывает пятёрка местных обитателей.

— Чегось делаем тут, татьба? — с прищуром осведомляется «главный», мужик из тех, что выглядят одинаково и в двадцать пять, и в сорок пять. Особенно от остальной банды не отличается, кроме золотого зуба и позолоченного же ствола, виднеющегося за поясом. Видимо, золотая фикса в местных краях считается чем-то вроде короны, а полноценное, стреляющее оружие — вроде скипетра.

— Домой идём, — спокойно отвечает Уар.

— Домой, говоришь, — тянет «фикса». — А давно Уары в скоморохов записаны?

По застывшему лицу Фила пробегает тень. Но он продолжает отвечать крайне вежливо. На мой взгляд — даже слишком. Гоп-стоп среди бела дня — ещё ладно, как говорится, «high tech, low life». Но вот прямое оскорбление Великого Дома какой-то шелупонью — что-то за гранью моего понимания.

— Мой дом всё так же живёт в Задонье, как и твои сюзерены, — чеканит Уар. — И живёт тут дольше, чем тянется летопись. С тех времён, когда на юге город ещё не отделяла никакая стена.

— Да понял, понял всё я про тебя — отмахивается главный и едва ли не разворачивается прочь. Но на мою беду, один из прихлебателей замечает (или «замечает», кто их знает) меня.

— А это ещё что за хлыщ?

— Подопечный, — ворчит Филлион.