Нейромант

Он услышал, как она назвала его имя. Оглянулся — она следовала за ним, не пытаясь успеть, сломанная молния французских штанов шлепала по коричневому животу, лобковые волосы в рамке из порванной ткани. Она выглядела как одна из девушек в старых журналах Финна в Метро Голографике, ожившая, только она была уставшая и грустная и человечная, порванная одежда трогательна, она спотыкалась о комки посеребренных солью морских водорослей. И затем, каким-то образом, они стояли в полосе прибоя, втроем, и десны мальчика были широкими и ярко-розовыми на худом коричневом лице. Он носил драные, бесцветные шорты, ноги слишком тонкие на фоне скользящего серо-голубого прибоя.

— Я знаю тебя, — сказал Кейс, Линда была возле него.

— Нет, — сказал мальчик, его голос высокий и музыкальный, — ты не знаешь.

— Ты другой ИИ. Ты в Рио. Ты тот, кто хочет остановить Зимнее Безмолвие. Как тебя зовут? Твой код Тьюринга. Какой он?

Мальчик сделал стойку на руках в прибое, смеясь. Он прошелся на руках, затем перекувырнулся из воды. Его глаза были глазами Ривьеры, но в них не было злобы.

— Для вызова демона ты должен узнать его имя. Люди мечтали об этом, когда-то, но теперь это возможно по-другому. Ты знаешь это, Кейс. Твое занятие — узнавать имена программ, длинные формальные имена, имена, которые владельцы стремятся скрыть. Истинные имена…

— Код Тьюринга — это не твое имя.

— Нейромант, — сказал мальчик, щуря удлиненные серые глаза на восходящее солнце. — Тропинка в страну мертвых. Туда, где ты сейчас, мой друг. Мари-Франс, моя госпожа, она приготовила эту дорогу, но ее господин задушил ее до того, как я смог прочесть книгу ее дней. Нейро от нервов, серебряных дорожек. Романтик. Некромант. Я вызываю мертвых. Но нет, мой друг, — и мальчик исполнил маленький танец, — Я — мертвые, и я их страна.

Он засмеялся. Прокричала чайка.

— Оставайся. Если твоя женщина — призрак, она не знает об этом. Не узнаешь и ты.

— Ты трескаешься. Лед разрушается.

— Нет, — сказал он, внезапно погрустнев, его хрупкие плечи опали. Он потер ступней о песок. — Все гораздо проще. Но выбор за тобой.

Серые глаза серьезно посмотрели на Кейса. Свежая волна символов пронеслась в его зрении, по одной строчке зараз. За ними, мальчик изгибался, будто бы видимый сквозь жар летнего асфальта. Теперь музыка была громкой, и Кейс почти мог разобрать слова.

— Кейс, милый, — сказала Линда, и дотронулась до его плеча.

— Нет, — сказал он. Он снял свою куртку и отдал ей.

— Я не знаю, — сказал он, — может быть, ты и здесь. В любом случае, становится холодно.

Он повернулся и пошел прочь, и после седьмого шага, он закрыл глаза, наблюдая, как музыка определяет себя в центре вещей. Он посмотрел назад, один раз, хотя он не открыл глаза. Ему не нужно было. Они были там на краю моря, Линда Ли и тонкий ребенок, который сказал, что его зовут Нейромантом. Его кожаная куртка свисала с ее руки, касаясь кромки прибоя. Он продолжал идти, следуя музыке.

Сионский даб Мэлкама.

И была серость, ощущение тонких движущихся сит, муар, переходы полутонов, сгенерированные очень простой графической программой. Была долгая задержка на виде сквозь боны, чайки застыли над темной водой. И были голоса. Была простота черного зеркала, что наклонялось, и он был текучим, шариком ртути, соскальзывающим вниз, ударяясь об углы невидимого лабиринта, разделяясь, стекаясь вновь, продолжая скользить…

— Кейс? Мон?

Музыка.

— Ты вернулся, мон.

Музыка бралась из его ушей.

— Как долго? — услышал он сам себя, и понял, что во рту у него сильно пересохло.

— Пять минут, может быть. Слишком долго. Я хотел выдернуть разъем, Безмолвие сказал нет. Экран стал смешным, потом Безмолвие сказал надеть на тебя наушники.

Он открыл глаза. Черты Мэлкама были перекрыты лентами полупрозрачных иероглифов.

— И твои лекарства, — сказал Мэлкам. — Два дерма.

Он был распластан на спине на библиотечном полу, возле монитора. Сионит помог ему сесть, но движение бросило его в дикий прилив бетафенетиламина, голубые дермы жгли его левое запястье.

— Передоз, — выдавил он.

— Давай, мон, — сильные руки взяли его подмышки, поднимая его как ребенка, — Я и я должны идти.

22

Сервисная тележка рыдала. Бетафенетиламин придал ей голос. Он не собирался умолкать. Ни в битком набитой галерее, ни в длинных коридорах, ни тогда, когда она проезжала вход из черного стекла в склеп Т-А, под сводами которого холод так постепенно просочился в сны старого Эшпула. Путешествие было продолжением гонки для Кейса, движение тележки неотличимо от безумного импульса передоза.

Когда тележка наконец умерла, что-то под сиденьем сгорело с пучком белых искр, и рыдание остановилось. Тележка скатилась по инерции до полной остановки в трех метрах от начала пиратской пещеры 3Джейн.

— Далеко, мон? — Мэлкам помог ему выбраться из чихающей тележки, и тут же в моторном отделении взорвался встроенный огнетушитель, струйки желтого порошка брызнули из решеток и сервисных розеток. «Браун» кувырнулся со спинки сиденья и захромал по имитационному песку, волоча одну бесполезную ножку за собой.