Мона улыбнулась в ответ. Симпатичный, умные глаза и заговорщицкое "привет" вспыхнули для нее именно тем сигналом, который ей и хотелось прочесть. Не клиент, не пиджак. Легкий малый, как раз такой, какой мог бы ей сегодня понравиться-и что-то бесшабашно веселое в рисунке губ, такое странное в сочетании с умными, насмешливыми глазами.
— Майкл.
— А?
— Мое имя Майкл.
— О, Мона. Меня зовут Мона.
— Откуда ты, Мона?
— Из Флориды.
И разве не сказала бы ей Ланетта, что за такого надо хвататься не глядя?
Эдди терпеть не мог богему: они не покупали того, что он продавал. А Майкла он возненавидел бы еще больше, раз у того была работа и мансарда в нормальном доме. Во всяком случае, Майкл сказал, что это мансарда или чердак. Впрочем, когда они добрались туда, помещение оказалось гораздо меньше, чем, по мнению Моны, полагается быть чердаку. Само здание было старым — бывшая фабрика или что-то вроде того. Часть стен — из песчаника, а потолки — деревянные, с массивными балками. Но все это было нарезано на клетушки: комната немногим больше ее номера в отеле, со спальной нишей в одном конце и кухней и ванной в другом. Однако этаж был верхним, так что потолок оказался по большей части застекленной крышей — может, это и делало клетушку мансардой? Под окном в крыше, затеняя свет, горизонтально висел лист красной бумаги. По углам он был проткнут крюками на веревках — прямо-таки огромный воздушный змей. В комнате царил ужасный беспорядок, но разбросанные кругом вещи все были новыми: несколько белых проволочных кресел с каркасом, обмотанным прозрачными пластиковыми трубками, стеллажи с развлекательными модулями, рабочая станция и серебристая кожаная кушетка.
Они начали на кушетке, но к кушетке все время липла спина, так что они перебрались в альков на кровать.
И только тут она увидела на стене белые полки, а на них — записывающее оборудование, стим-модули. Но "магик" снова взял вверх, а потом, если уж она на это решилась, то почему бы и не пойти до конца? Майкл надел на нее устройство с сенсорными датчиками — такой черный резиновый ошейник, из которого торчат внутрь тупые штыри-пальцы с дерматродами, прижимающиеся к основанию черепа. Никаких проводов. Кучу денег стоит, это любому известно.
Надевая на себя троды и проверяя приборы на стенах, Майкл рассказывал о своей работе, о том, как работает на одну контору в Мемфисе, которая выдумывает для компаний новые имена. Прямо сейчас он старается сочинить название для компании, которая зовется "Китайские Катоды". Им это позарез нужно, сказал он и рассмеялся, но потом добавил, что все не так просто. Потому что на свете и без этих китайцев слишком много всяких компаний и все удачные названия уже разобраны. У него есть компьютер, который знает названия всех компаний в мире, и еще один, который составляет слова, чтобы потом использовать их в качестве имен, и еще один, который проверяет, не значит ли придуманное слово "тупица" или еще что-нибудь в этом роде на каком-нибудь турецком или шведском. Но контора, на которую он работает, продает не просто имена, они там продают то, что называется "имидж", так что ему приходится взаимодействовать с командой других людей — только так можно быть уверенным, что его идея впишется в общий пакет.
Потом он пристроился рядом с ней в постели, и не так уж это все было здорово. Веселье куда-то испарилось, с тем же успехом это мог бы быть какой-нибудь клиент — она лежала, думая даже не о Майкле, а о том, что он сейчас все записывает. Проиграет потом ее, Мону, когда ему захочется. И вообще, сколько у него уже было таких, как она?
Вот так она рядом с ним и лежала — после всего, — слушая, как он посапывает во сне, пока "магик" не стал закручивать плотные маленькие круги на дне черепа, раз за разом выщелкивая на экран век одну и ту же последовательность бессвязных картинок: пластиковый пакет, в котором она хранила свои вещи во Флориде, верх пакета завязан проволокой, чтобы не впустить внутрь жуков; старик сидит у фанерного стола, чистит мясницким ножом картофелину, нож сточен до огрызка размером с ее большой палец; кливлендская забегаловка, где подавали криль, павильон построен в форме свернувшейся креветки, а выгнутая спина из металлических листов и разрисованного розовым и оранжевым прозрачного пластика служит крышей; проповедник, которого она видела, когда шла за новой одеждой, он и его бледный, расплывчатый Иисус. Всякий раз, когда наступал черед проповедника, Иисус все собирался что-то сказать, но так и не заговорил.
Черт, теперь это кино никак не остановишь, разве что встать и попытаться занять мысли чем-то еще.
Ладно, выбралась из постели, постояла в сером свете от окна в крыше, глядя на Майкла. Вознесение. Вознесение грядет.
Что поделаешь… вышла в комнату и натянула платье — замерзла.
Мона присела на серебристую кушетку. Красное затемнение превращало серый свет из окна в розовый — это снаружи начинало светать. Интересно, сколько может стоить такая квартира?