Неясный профиль

Мы пошли пешком по улице Дону, примерно полчаса беседуя на отвлеченные темы, пока Дидье не обрел нормальный цвет лица. Хорошенькая суматоха творится, должно быть, за одним из столиков в фойе Оперы. Мадам Дебу долго не простит мне этого скандала. Редко кто осмеливался выйти из-за стола раньше ее. Эта Миледи, должно быть, уже вынашивает планы мести, и я плохо спала бы в эту ночь, не будь все эти люди мне совершенно безразличны. Признательность, которую я испытывала к Юлиусу, – вот единственная причина, почему я была среди них. К тому же я не знала толком, куда мне девать вечера. Прожив столько времени взаперти с Аланом, я отвыкла от одиночества, а от своих парижских друзей отдалилась. Возможно, мы и были очаровательной парой, но нервное напряжение, не отпускавшее нас ни на минуту, было утомительно и для окружающих. И потом, за три года мои друзья изменились, их теперь интересовала работа, деньги – то, что меня тогда еще не заботило и что превращало их в моих глазах, глазах человека привилегированного круга, из товарищей по веселью в мелких или крупных мещан. Сложный путь к зрелости они прошли без меня, а я вернулась к ним все тем же подростком, потому что рядом со мной все время был другой подросток, беспечный и богатый, по имени Алан. Мы, должно быть, их сильно раздражали, сами того не сознавая. Наши особы, в точности списанные с героев Фицджеральда, не имели ничего общего с тем четким, материальным и жестоким миром, в котором они вынуждены были биться, опираясь на профессию и семью. Еще оставались, правда, кое-какие неудачники, любители выпить и повеселиться, или тихие, покорные судьбе, такие, как Малиграсы – для них уже прошло время борьбы, – или вечно тоскующие, не поддающиеся классификации одиночки, с которыми встречаться-то было страшно. Вот почему, наверное, блестящий, злобный и пустой кружок мадам Дебу меня почти забавлял. Эти люди, по крайней мере, не утратили честолюбия, а пределом их мечтаний было попасть в упомянутый кружок и остаться в нем навсегда. Они не стремились к смене декораций.

На следующий день Дидье позвонил мне в редакцию, пробормотал что-то относительно вчерашнего инцидента и попросил меня встретиться с ним в баре, на улице Монталамбер, где он часто бывал. Он сказал мне, что хотел бы познакомить меня с человеком, к которому очень привязан. В смятении я решила, что это, должно быть, пресловутый Ксавье, и едва не отказалась, поскольку не люблю вмешиваться в личные проблемы своих друзей. Потом, подумав, решила, что если он настаивает на этой встрече, значит, по той или иной причине, ему это нужно, и согласилась.

Я пришла в бар немного раньше, устроилась в углу и попросила у официанта газету. Какой-то мужчина за соседним столиком протянул мне свою и так вежливо сказал: «Если позволите», – что я ему улыбнулась и взяла газету. У него было спокойное лицо, карие, очень светлые глаза, четкая линия рта и большие руки. Было в нем что-то, говорившее о сдержанной внутренней силе и в то же время о некоторой разочарованности. Он тоже взглянул мне прямо в лицо, потом обронил, что в этой газете начисто нечего читать, и я тут же в это поверила.

– Вы любите ждать? – спросил он.

– Смотря кого, – сказала я. – В данном случае речь идет об очень хорошем друге. Поэтому меня это не раздражает.

– Давайте поговорим немного, скоротаем ожидание.

К моему величайшему удивлению, поскольку я не привыкла к такого рода знакомствам, через пять минут я весело болтала о политике и кино и чувствовала себя абсолютно непринужденно. Он как-то очень спокойно протягивал мне сигарету, подносил зажигалку, улыбался, подзывал официанта, и это было так не похоже на суетливость и суматошность тех, кто окружал меня и днем и вечером. Что-то в нем пробуждало во мне мысли о деревенской жизни. Тут вошел Дидье и в изумлении остановился, глядя, как мы смеемся вместе.

– Прошу простить за опоздание. Вы знакомы?

«О небо, – подумала я, – неужели это Ксавье?» Я не видела ничего общего между этим мужчиной и жестоким мальчишкой, о котором мне говорил Дидье.

– Мы только что встретились, – сказал незнакомец.

Дидье представил нас друг другу:

– Жозе, это мой брат Луи. Луи, это мой друг Жозе Эш, о которой я тебе говорил.

– А, – сказал Луи.

Он снова откинулся на спинку кресла и посмотрел на меня, как мне показалось, с меньшей симпатией. Я сочла это нелепым, потому что видно было, как братья любят друг друга. Теперь я узнавала в незнакомце некоторые черты Дидье, только в нем было больше твердости и непринужденности; он был похож, я думаю, на того Дидье, каким тот хотел бы быть.

– Вы – друг Юлиуса А. Крама и мадам Дебу, – сказал он. – Вы работаете в журнале, который называется, если не ошибаюсь, «Образы искусства».

– Все так.

– Я много говорил ему о вас, – повторил Дидье, – и рассказывал, как мы с вами безумно смеялись на некоторых обедах.

– Это говорит в вашу пользу, – сказал Луи с иронией. – Я вас поздравляю. Дидье успешно заменил меня в свете, где хоть один из нас должен быть представлен. Я лично всегда не мог выносить этих людей. А как это удается вам?