Нея

— Как я уже сказал вам, мэтр, не было нужды беспокоиться: этот последний допрос мог иметь результатом только передачу дела в суд в Бюлле. Я имею честь соответственно проинформировать вас, что завтра я вручу документы прокурору… Полагаю, вам больше нечего добавить, мадемуазель.

Он снова поворачивается ко мне, не глядя прямо.

Я беру за руку мэтра Жарро и смотрю на него полуизвинительно, прежде чем снова встречаю взгляд следователя.

— Не знаю, должна ли я говорить это вам, но я действительно считаю, я должна… Морис не хотел причинить мне вред, я всегда говорила вам это, а если он не собирался сделать мне больно, то нельзя говорить об изнасиловании, не правда ли?

Я сижу очень прямо и знаю (это я очень рано усвоила), что в таком положении мои груди, хотя они и небольшие, отчетливо вырисовываются под пуловером. А поскольку мама любит, чтобы я носила короткие юбки в складку, всякий раз, когда я так сажусь, коленки оказываются выставленными напоказ. Мама всегда говорит, что мои коленки очень привлекательны. «Нет, — добавляет она, — это не те ужасные костлявые колени, которые отравляют женщине жизнь».

— Итак, ваша честь, как вам объяснить? Я пыталась сказать мэтру Жарро, но он не хотел, чтобы я надоедала вам со своими чувствами и мыслями. Он сказал мне, что вы не захотите меня выслушать со всем этим. Но это правда, что с того момента и до сегодняшнего дня… каждый день с тех пор… с тех пор, как Морис…

— С тридцатого декабря, мадемуазель! — ледяным тоном прерывает следователь.

— Да, мсье, с тридцатого. Я не пострадала, и не только… когда я говорю вам это, я кладу правую руку себе на… живот… и должна признать, правда, мне довольно стыдно, но я чувствую нечто похожее на чудесное тепло…

— Ваша честь, вы сами сказали, что дело теперь закончено. Комментарии моей клиентки только со всей очевидностью доказывают, какой ужасной была психическая травма, нанесенная ей Морисом Пийзэ. Я прошу вас разрешить нам немедленно удалиться.

На лице следователя появляется смешная кривоватая улыбка. Он наклоняет голову и на какое-то мгновение задерживает руки на лбу. Затем снова долго смотрит на меня, не произнося ни слова. Наконец, медленно поднявшись, говорит:

— Вы абсолютно правы, мэтр. Что бы ваша клиентка ни добавила к сказанному ранее, она не в состоянии будет изменить основания для предъявления обвинения Морису Пийзэ. Вы можете идти.

Как только мы снова оказываемся на улице, мэтр Жарро делает мне выговор. Я, соответственно, сдерживаюсь. Все же я слишком хорошо понимаю, что следователь рассердился на меня, но ничего не смог сделать. В глубине души этот человек презирает меня и считает грязной маленькой лгуньей. В конце концов, он все же единственный, кто утратил свою холодность. К тому же я уже сыта по горло мэтром Жарро: мне не нравится, как резко он обращался со мной. Все-таки, несмотря на его отеческую манеру поведения, я уверена, он такой же, как и все остальные. Скоро я выясню все относительно этого соображения. Мы приезжаем домой, и он следом за мной направляется в гостиную шале.

— Взгляните, — говорю я ему, протягивая сложенную записку, только что обнаруженную возле телефона, — это мама. Она пишет, что накрыла чай в моей комнате и скоро вернется. Если бы вы согласились подняться и выпить чашку чаю со мной, то мы могли бы обождать ее вместе.

Он отказывается, но я даю ему понять, что мама, конечно же, будет разочарована, не застав его. Наконец он соглашается. Мы поднимаемся наверх, и я предлагаю ему небольшое мягкое кресло возле своего туалетного столика, где мама оставила поднос с чаем.

— Видите ли, я была права…

Я показываю ему три чашки возле чайника.

— Третья чашка, очевидно, для вас. Мама рассердится, если вы не останетесь.

Я помогла ему снять пальто, наполнила чашку и передала кекс. Бедный мэтр Жарро действительно выглядит довольным. Он разглядывает меня почти с таким же глупым выражением, какое было у Жан-Марка.

— Вы очень смелая, моя дорогая Нея, — мягко произносит он. — Теперь вы должны забыть обо всем. Вам предстоит еще один трудный период — слушание дела, но вы увидите, это будет недолго. А потом действительно все закончится.

— Не беспокойтесь, мэтр, все будет хорошо… Я только на минутку отлучусь в ванную и вернусь. Чувствуйте себя как дома. Не сомневаюсь, мама долго не задержится.

Я уверена, этот мэтр Жарро со своими слащавыми отцовскими манерами точно такой же, как и все остальные. Я проясню этот маленький вопрос прямо сейчас. Открываю дверь в ванную и оборачиваюсь. Как и предполагала, сидя там, где я его оставила, мэтр Жарро может видеть в зеркале шкафа все происходящее между ванной и раковиной. То есть то самое место, где стоит низкий плетеный стульчик, на который я сажусь, чтобы снять чулки. Сидя там, я больше не могу его видеть, но знаю, что нижняя часть моего тела отражается перед ним в зеркале. Поэтому я снимаю короткие штанишки и поднимаю рубашку. Слегка раздвигаю ягодицы и вытягиваю ноги. Я часто ласкаю себя в таком положении, но, конечно, в других случаях я запираю дверь.