Казалось, они успели сильно осунуться за этот короткий промежуток, как будто давно уже голодали в своих безжизненных позах. Капитан с петлей каната в руке, опустившись на одно колено, покачивался из стороны в сторону с холодным застывшим лицом. Но полные жизни глаза его все еще поддерживали корабль; он никого не замечал, словно весь уйдя в сверхчеловеческое напряжение этого усилия. Мы прикрепили Джемса Уэйта в безопасном месте. Мистер Бэкер пробрался к нему, чтобы помочь нам. Мистер Крейтон, очень бледный, пробормотал лежа на спине: «Славно сделано!» — подарил нас, Джимми и небо презрительным взглядом и медленно закрыл глаза. То там, то сям кто-нибудь делал легкое движение, но большинство оставалось апатичным, не меняя скрюченных поз и что-то бормоча между приступами озноба. День подходил к концу; огромное и красное солнце без облаков низко спускалось, словно нагибаясь, чтобы заглянуть в наши лица. Длинные солнечные лучи, великолепные и холодные, ударяли прямо в расширенные зрачки открытых глаз, которые встречали их, не мигая. Пряди волос и спутанные бороды покрылись сединой от морской соли.
Лица были землистого цвета, и темные круги под глазами тянулись до ушей, сливаясь с провалами осунувшихся щек. Губы посинели и утончились; они с трудом двигались, словно были приклеены к зубам. Некоторые грустно усмехались, дрожа от холода под лучами солнца. Другие были печальны и спокойны. Чарли, убедившись внезапно, что молодость его не имеет никакого значения, был глубоко подавлен своим открытием и бросал вокруг испуганные взгляды. Безбородые норвежцы походили теперь на преждевременно состарившихся детей и тупо смотрели перед собой. С подветренной стороны, на краю горизонта, навстречу пылающему солнцу, вздымались гигантские волны. Огненный шар медленно погружался вниз, круглый и сверкающий, и гребни разбивались на краю лучезарного диска. Один из норвежцев, по-видимому, заметил это и, сделав огромное усилие, заговорил. Его голос поразил других и заставил их пошевельнуться. Они задвигали своими затекшими шеями и с трудом обернулись, удивленно глядя на него — одни со страхом, другие в торжественном молчании. Он что-то лепетал, обращаясь к закатывающемуся солнцу, и кивал головой; а в это время огромные волны начинали уже перекатываться через алый круг, отбрасывая свою тень поверх бушующих волн на человеческие лица. Гребень вала с громким свистящим ревом разбился о корабль, и солнце, словно потушенное им, скрылось окончательно. Лепечущий голос замер, исчез вместе со светом. Послышались вздохи. Среди тишины, наступившей внезапно после грохота разбившейся волны, раздался чей-то усталый голос:
— Этот проклятый чухонец свихнулся!
Один из матросов, привязанный за пояс, беспрерывно хлопал по палубе открытой ладонью частыми торопливыми шлепками. В сгущающейся темноте сумерек на корме вырисовалась чья-то крупная фигура, которая двинулась на четвереньках вперед: она напоминала по движениям какого-то большого осторожного зверя. Это был мистер Бэкер, обходивший группы людей. Он ободряюще фыркал на каждого из нас и щупал, крепко ли мы привязаны. Некоторые с полуоткрытыми глазами пыхтели, словно от жары, другие механически отвечали ему сонными голосами: «Есть, сэр!» Он, фыркая, переходил от одного к другому:
— Уф!.. А наша-то, поди, выворачивается! — и вдруг громким сердитым голосом накинулся на Ноульса за то, что тот отрезал длинный кусок от фала румпель-талей. — Уф… стыдитесь… румпель-тали… ничего умней не придумали… уф… а еще матрос первой статьи… уф…
Хромой был уничтожен.
— Раздобыл, что мог, чтобы привязать себя, сэр.
— Уф… привязать себя. Сапожник вы или матрос, что?., уф… Этот румпель может сейчас понадобиться… уф… Он нужнее кораблю, чем ваш хромой скелет. Уф!.. Оставьте. Оставьте себе, раз уж вы сделали это!
Он медленно пополз дальше, что-то бормоча про себя насчет «взрослых, которые хуже детей». Эта ссора подбодрила всех. Послышались тихие голоса: «Алло! Алло!..» Люди стряхивали с себя мучительную дремоту и спрашивали, делая судорожные движения:
— Что случилось? В чем дело?
Ответы прозвучали с неожиданной веселостью:
— Это подшкипер распекает за что-то хромого Джека или еще кого-то…
— Да ну?.. А за что?
Кто-то даже хихикнул. Этот инцидент оживил всех нас, как удар хлыста, как милый отголосок обычных спокойных дней. Донкин, которого страх совершенно парализовал, вдруг ожил и закричал:
— Вот, послушайте, ребята! Полюбуйтесь, как они разговаривают с нами. Почему кто-нибудь из вас не заедет ему в рожу? Бей его! Бей его! Двинь, как следует. Пусть знает наперед, что мы такие же люди, как и он! Все теперь небось отправимся к черту. Сначала дохли с голоду на этом гнилом корабле, а теперь вот помираем из-за каких-то подлых грубиянов! Бей его!
Его крики не умолкали в сгущающейся тьме. Он брызгал слюной и всхлипывал, взвизгивая:
— Бей его, бей его!