Негр с «Нарцисса»

Наконец мы добрались до переборки. Доски были чрезвычайно толстые. Славный корабль был этот «Нарцисс!» Прочно слаженный до малейших деталей. Это самые толстые доски, из которых когда-либо сколачивали судовую переборку, думали мы, и только тут заметили, что второпях выбросили за борт все нужные инструменты. Нелепый маленький Бельфаст попробовал проломить их собственной тяжестью и, как козел, подпрыгнул обеими ногами, проклиная добросовестность клайдских корабельных мастеров. Попутно он выбранил всю северную Британию, остальную часть суши, море и всех своих товарищей. Он клялся, грузно опускаясь на корточки, что никогда не свяжется больше с дураками, у которых «не хватает смекалки отличить солому от сена». Его топот лишил Джимми последних остатков разума. Мы слышали, как предмет наших отчаянных стремлений метался взад и вперед под досками. Он наконец сорвал себе голос и стал издавать лишь жалкий визг. Не то спина его, не то голова то тут, то там каким-то странным манером терлась о доски. Он визжал, уклоняясь от невидимых ударов. Этот визг надрывал нам сердце еще хуже воплей. Вдруг Арчи извлек лом. Оказалось, что он отложил его вместе с маленьким топориком. Мы взвыли от радости. Арчи, мощно размахнувшись, опустил лом, и маленькие щепочки брызнули нам в глаза. Боцман сверху командовал:

— Легче, легче вы там! Не укокошьте малого. Не налегай!

Вамимбо, обезумев от возбуждения, висел головой вниз и понукал нас, как сумасшедший:

— Ху! Бей его. Ху! ху!

Мы испугались, что он свалится и убьет кого-нибудь из нас и стали торопливо умолять боцмана «спихнуть проклятущего финна через борт». Затем все разом завопили, обращаясь к доскам:

— Отойди отсюда, проходи вперед, — и прислушались.

Мы услышали только глухой гул и стон ветра над головами и беспорядочный рев и свист волн внизу. Корабль, словно охваченный отчаянием, безжизненно переваливался с боку на бок, и наши головы отчаянно кружились от этого непривычного движения.

Бельфаст закричал:

— Ради бога, Джимми, откликнись! Где ты!.. Постучи, Джимми, дорогой! Стукни! Сволочь этакая, черная гадина!

Но тот был спокоен, как мертвец в своем склепе, и мы, точно люди, стоящие над могилой, готовы были заплакать, — но не с горя, а от досады, напряжения, усталости, от огромного желания покончить с этим, уйти и лечь отдохнуть где-нибудь, где можно было бы наблюдать грозящую опасность и свободно дышать.

Арчи крикнул:

— Расступись!

Мы сжались за его спиной, втянув головы, а он стал наносить один за другим удары по шалнеру. Доски затрещали. Вдруг лом наполовину исчез в расколовшейся продолговатой щели. Он, должно быть, миновал голову Джимми на какой-нибудь дюйм. Арчи быстро вытащил лом, и этот бессовестный негр бросился к дыре, приложил к ней губы и прошептал почти беззвучным голосом:

— Помогите!

Он прижимал к ней голову, стараясь, как безумный, пролезть через это отверстие в дюйм ширины и три дюйма длины. Мы были уже до такой степени расстроены, что этот невероятный поступок окончательно парализовал нас. Казалось, невозможно было отогнать его оттуда. Даже Арчи утратил под конец самообладание:

— Если ты не уберешься, я вгоню тебе этот лом в башку! — крикнул он решительным голосом. Он сделал бы то, что говорил, и его серьезность, казалось, произвела впечатление на Джимми. Он вдруг исчез, и мы принялись расщеплять доски и поднимать их рычагом с рвением людей, которые стремятся захватить своего смертельного врага, чтобы разорвать его на куски. Дерево раскололось, затрещало и поддалось.

Бельфаст просунул в дыру голову и плечи и злобно вцепился в негра.

— Поймал его! Поймал! — крикнул он. — Вот, вот… Опять ушел! Держу, ребята! Тяните за ноги! Тащи!..

Вамимбо не переставал гукать, боцман командовал:

— Вцепись ему в волосы, Бельфаст. Тащи их обоих, ребята. Навались!

Мы дернули изо всех сил, вытащили Бельфаста и с негодованием выпустили его. Он сидел на полу весь багровый и в отчаянии всхлипывал:

— Как я могу ухватиться за эту поганую короткую шерсть?!

Вдруг голова и плечи Джимми появились в отверстии. Он просунулся наполовину и брызгал слюной у наших ног. Мы бросились к нему с жестоким нетерпением. Мы разорвали рубаху на его спине, мы тащили его за уши, мы задыхались над ним.