– Давай помаленьку, братка. Не спеши. Пойдем к водичке, умоемся, – я закинул руку Дим Димыча на плечо и отвел его к лодке, где сидели наши. И лишь невозмутимый Леший мог похвастаться целым лицом.
Ирка постоянно щупала разбитую губу, а когда улыбалась, становилось видно, что у нее не хватает правого клыка. У Кира был сломан нос, и левая щека цветом напоминала сливу. Правая рука Балалая повисла плетью, а костяшки набухли и налились красным. Димыч охал и держался за ребра, а мне дважды секанули по спине ножом, чего я в драке попросту не заметил, разбили бровь и губу. В целом, потерь не было.
– Славная сеча, – удовлетворенно хмыкнул Шаман, подходя к нам. Он пожал руки каждому, а Иркину ладонь даже чмокнул, заставив её зардеться. – Ты, моя хорошая, настоящая валькирия.
– Ага, – ответил за Ирку Кир. – Ирка у нас такая. Пиздов всем пропишет за своих. Чо, Ириш, пойдем твой зубик искать, или ну его нахуй?
– Отъебись, – усмехнулась она и повернулась к Шаману. – Твои лысые целы?
– Целы. Чо им будет, – Шаман сплюнул на песок и улыбнулся мне. – Практика лишней не бывает. Если Чингиз снова полезет в залупу, звони Максу. Напомним еще раз.
– Если он выживет еще, – хмуро бросил я. Чингиз перестал дергаться, как умалишенный, и теперь просто лежал на песке, брошенный своими же.
– Похуй, – равнодушно ответил Шаман. – Падалью меньше – уже победа. Ладно, погнали мы раны зализывать. Не теряйтесь, пацаны.
– Спасибо, – кивнул я и, вздохнув, повернулся к друзьям. – Ну, что? В гараж и по пивку?
– Определенно, – ответил Кир. – А мне можно водочки. Жаб, сваришь мне пельмешек?
– Конечно, – рассмеялся тот. Победа воодушевила Жабу, даже несмотря на то, что всю драку он провел у машины скинов.
– А мы домой двинем, – сказал Дим Димыч, но его перебили все разом. – Нет? Значит по пивку. Лёнь, ты как?
– Я за, – проворковал Леший. – А ежели кваску найдется, то особо благодарен буду.
– Найдется, – нетерпеливо махнул рукой Кир. – Погнали, в магазе купим.
– А с этими чо делать? – спросила Ирка, указав пальцем на Чингиза и его стонущих дружков.
– Хуй забить. Пусть сами оживают, – хмыкнул я и, поднявшись, поплелся за друзьями.
Всю ночь гараж гудел. Лялька, обработав мне порезы, что-то яростно шипела себе под нос и старалась от меня не отходить. Кир негромко болтал о чем-то с Лаки на диване, причем, судя по повышенным тонам, разговор был серьезным. Дим Димыч и Леший, распившие на двоих три бутылки водки, завели дискуссию о славянских духах и остальных не замечали. Ну а я, пользуясь минуткой затишья, вышел на улицу покурить и подышать свежим воздухом. Все тело болело, словно по нему табун коней промчался, но на душе было хорошо.
Вздохнув, я уселся на деревянный чурбан и закурил. В небе горели яркие звезды, но некоторые начали расплываться. Сказывался выветрившийся адреналин и две бутылки коньяка. Но я просто молча смотрел на звезды. Холодные и далекие.
– Грустишь? – тихо спросил Олег, присаживаясь рядом на корточки. Он потеснился, когда из гаража вышла и Ирка, тоже присоединившаяся к нам.
– Нет, – ответил я и задумчиво посмотрел на друга. – Ты хоть понимаешь, что нас там положить всех могли? Что, если бы Макс не приехал? Или Чингиз других дружков приволок? Ну, тех. Серьезных.
– На философию поперло? – криво улыбнулся он, а потом вздохнул. – Да, понимаю я это, Мих. Сам еблан, хули тут оправдываться.
– Лаки вон спасибо скажи, что твой долг покрыть согласилась, – добавила Ирка. – Хуй знает, чо она там отцу наплела, но он вроде нормально отнесся.
– Второго раза не будет, Олег, – предупредил я, протягивая Балалаю пачку сигарет. – Вмажешься еще раз – нахуй пойдешь сразу.
– В пизду все это, – глухо протянул он, затягиваясь сигаретой. – Кто знал, что такие траблы полезут.
– Все ты знал, – хмыкнул я. – Хули сейчас об этом тереть. Сделай выводы уже и уясни, что второго раза не будет. Терпение не железное.
– И на том спасибо, – улыбнулся он. Ирка, вздохнув, приобняла его, и мы еще час просидели молча. Курили, смотрели на звезды и думали о своем.
Глава седьмая. Перемены.
Новый 2007 год мы встречали на хате у Дим Димыча полным составом. В трехкомнатную квартиру набилось столько народа, что я поначалу растерялся. Димыч всегда ясно говорил, что не потерпит беспредела и разгрома, а тут пьяная толпа. И лишь ближе к полуночи я понял, что эта толпа не имеет ничего общего с другими, которые встречались нам на вписках. Это действительно была вписка только для своих: нормальных, адекватных и близких.