Сдав пьяного Кира на руки матери, я до кучи всучил ей и Олега, сказав, что у него дома никого нет. Тетя Аня, мать Кира, лишь вздохнула и махнула рукой, указав, куда бросить пьяное тело Балалая. Мы с Иркой сгрузили его в летней кухне, где частенько бухали, а потом вышли на дорогу. Ирка, плюнув на все, вызвала такси и, пока мы ждали машину, высадила три сигареты подряд.
– Ты ко мне? – спросила она Ляльку. – Или у Мишки останешься?
– У него, – насупившаяся Лялька ткнула в меня пальцем. Ирка, увидев её лицо, хохотнула и покачала головой.
– Пиздец ночка. Весело погудели.
– Ага, – зевнул я, тоже доставая пачку. Закурив две сигареты, я одну протянул Ляльке. – До того, как два этих долбоеба вмазались. Ладно, блядь, Олег, но Кир-то куда полез?
– Похуй уже. Главное, чтобы не увлеклись, – перебила меня Ирка. – С этой дряни хуй слезешь.
– Потому и говорю, что долбоебы, – кивнул я и, ехидно улыбнувшись, спросил: – А ты давно по бабам, Ириш?
– Давно, – передразнила меня Ирка.
– Не зверей. Я любя.
– Пиздануть бы тебя. Любя, – фыркнула она и рассмеялась. – Не, в пизду. Таких мужиков, как те на хате, врагу не пожелаешь. Хоть ты развлекся, и то заебись.
– Ага. Заебись, – хмыкнул я, смотря на Ляльку, которая чертила в снегу носком слово «Хуй».
Добравшись до дома, я дал Ляльке чистое полотенце и отправил в душ. А пока она купалась, пожарил яичницу и сделал кофе. Лялька вплыла на кухню с обернутым вокруг головы полотенцем и в моей майке на голое тело, плюхнулась на стул и потянула носом.
– Вкусно пахнет, – тихо сказала она. Я молча подвинул ей тарелку. – Спасибо.
– Ешь, – кивнул я. – Потом дуй в кровать. Мамка на дежурстве, будет только завтра. Поэтому можешь спать хоть весь день.
– А ты?
– Пойду душ приму и тоже лягу, – зевнул я. – Голова трещит.
– Ты мудак, – чуть подумав, добавила Лялька, исподлобья смотря на меня.
– Знаю, – вздохнул я и, криво улыбнувшись, поплелся в ванную.
Вернувшись, я лег на кровать и укутался в одеяло. А потом вздрогнул, когда Лялька положила мокрую голову мне на грудь. Она чуть посопела носом, всхлипнула, а потом уснула, прижимаясь ко мне, как маленький котенок. Я тоже уснул, но сны были скверными. Я видел восковых Кира и Олега, а вокруг них горел огонь. И чем ближе он подступал, тем сильнее они таяли, буквально истончаясь на глазах.
Другие вписки, другие нефоры. Были нормальные, вроде Дим Димыча и его сестры Леськи. Были странные, вроде Стефана. А были конченные мрази, вроде Люка, Аспида и Черепахи. Но каждый человек сам делает свой выбор. С кем пить, с кем тусить, с кем спать. Делает выбор, остаться человеком или превратиться в животное. Каждый выбирает сам. Я выбрал.
Глава пятая. Любовь.
Кто говорит, что у неформалов черные сердца, – безбожно пиздит. Мы – такие же люди, из плоти и крови, со своими тараканами. Мы тоже можем любить и ненавидеть.
В нашей компашке самым любвеобильным был Кир. Но оно и неудивительно, потому что бабы на него сами липли. И это несмотря на то, что Кир был страшным, что пиздец. Для него сказать «я тебя люблю» было сродни «дай сигарету». Кир часто этим пользовался, чтобы затащить в кровать тех, кто противился его чарам. А наутро, когда чары рассеивались, Кир снова превращался в мудацкую версию себя. Однако нас больше всего веселили его заигрывания с Лаки.
Странные это были попытки завязать теплые чувства. Каждому было понятно, что Кира тянет к Лаки, да и Олька не скрывала своей симпатии к нему. Они частенько обжимались на тусах, постоянно сидели рядом, держались за руку, а однажды мы спалили их целующимися. Но не больше. Лаки не позволяла Киру пересекать определенных границ, а тот порой бесился и закручивал очередной роман ей назло, на что меланхоличная Олька реагировала, как и подобает готам. Похуистично.
– Странные вы, – буркнул я как-то Ольке, когда мы сидели на крыше моего дома втроем: я, она и Лялька. Было это в середине марта 2005, когда зима резко сдала позиции, выглянуло солнышко, и на деревьях набухли жирные почки. У меня был ключ от двери на крышу, и мы частенько пользовались этим. Полтора месяца назад случилась та странная вписка у Черепахи, где Кир с Олегом вмазались, и на почве этого мы демонстративно с ними не разговаривали. Друзей корежило, но они сами понимали, что проебались и наказание заслужено. Лишь Жаба работал на два фронта, как обычно.
– Почему странные? – отстраненно улыбнулась Олька, смотря на меня и Ляльку, которая прижалась к моему плечу и изредка прикладывалась к термосу с горячим кофе и коньяком.
– Видно же, что тебя тянет к Киру, – ответил я. – Да и он тоже к тебе тянется.
– Однако ж вы один хуй порознь. Вроде вместе, но все же нет, – поддакнула Лялька. Лаки задумалась, потом достала пачку и закурила тонкую мятную сигарету.
– Я и сама не знаю. Да, тянет. Есть одно «но», правда, – чуть подумав, сказала она.
– Типа, разные слишком?
– Да, – кивнула Олька. – Для меня отношения – вещь серьезная. А для Кира – побухали, поеблись, поспали. Я однолюб, Мишка. Если с кем-то встречаюсь, то все, кроме этого человека, перестает для меня существовать.