Маришка даже не удивилась, когда я ее разбудил и велел к выходу вместе с ковриком перебраться. Кажется, она от будущего ничего хорошего не ожидала. А потом мы просто сидели и ждали. Иван пытался шепотом армейские байки травить и анекдоты рассказывать, но у него это плохо получалось, не смешно было, а может, просто мы не были настроены анекдоты слушать, слишком много в последе время произошло страшного, чтобы можно было вот так просто смеяться. В общем, замолкли мы и какое-то время молча сидели, каждый о своем думал. Маришка ко мне привалилась, голову мне на плечо опустила, я ее обнял, так и сидели. Пить мне хотелось и есть. Че там эти галетки… А еще в сон клонило.
А потом мы шаги почувствовали. Я сначала решил, что это просто сердце бьется, Маришку отстранил немного и понял, что это откуда-то снаружи доносится. Ощущение было, как будто кто-то размером с дом пытается к нам подкрасться, только у него это не получается. Большой слишком и тяжелый. А потом мы дыхание услышали, и у меня волосы на голове зашевелились, потому что было в этом дыхании что-то жуткое, словно стон какой слышался или кто-то по асфальту что-то металлическое тащил… А потом этот звук усилился, и мы услышали, что это кто-то огромный пыхтит, как астматик, воздух глотает. Подошел этот некто к шару с северной стороны, от провала, значит, а потом он шар вокруг обошел. Я рюкзак подхватил, и мы все втроем на цыпочках отбежали в противоположную сторону шара и тоже двигаться по кругу стали. Только это чудовище снаружи шар обходит и хочет к нам приблизиться, а мы изнутри все время держимся так, чтобы от него как можно дальше быть. Фонари выключили, а костер уже погас почти, и в шаре темно, и двигаться надо осторожно, чтобы не налететь на доску или на сухой тонкий ствол. Я Маришку за руку взял, а рука у нее холодная и подрагивает.
Чудище это остановилось прямо напротив лаза, и там тоже темно стало. Ну а потом внутрь что-то просунулось, вроде щупальца или хобота, и давай у входа шарить. Я даже подумал, а вдруг оно тупое и не догадается, что шар-то не такой уж и крепкий? Пошарит, пошарит да и уйдет. Но тут оно доску нашарило, слышим только хрустнула доска, как спичка! И в этот же момент рация ожила! Бывают же совпадения! Тишина такая, что дыхание слышно, щупальце это по земле возится, и вдруг голос словно из другого мира:
– Тайга, Тайга! Я Сокол, как слышите, прием!
Я аж подпрыгнул на месте, а щупальце это замерло на мгновение, а потом одним броском к рации перекинулось! Сто пудов утащило бы рацию, потому что ну что ему, здоровому, какая-то коробка со шнуром, да только Иван не дремал, и у рации они оказались одновременно. Я думал он сейчас палить начнет или ножом махать, а он выхватил какой-то предмет из ножен, которые у него поперек живота были, вроде ножик какой-то небольшой, да и выставил его перед собой. Щупальце само на этот ножик и напоролось. Я думал, оно сейчас сметет и Ивана и рацию, потому что толстое оно было, как бревно, а оно вдруг как отдернется, и рев тут же раздался снаружи, словно тварь эта своим щупальцем или хоботом в кипяток залезло! Я стрелять приготовился, автомат вскинул да только не рискнул, чтобы в Ивана не попасть, а тут и автомат не понадобился. Щупальце это моментом наружу выскользнуло, и шар вдруг задрожал весь, и земля под ногами тоже затряслась, словно мимо грузовик прошел, – это тварь там, снаружи, от боли выла и о землю билась. А Иван, казалось, даже внимания на нее не обращает, уже орет в рацию.
– Андрюха! Дубна! Игнатово! Шар! – и снова. – Дмитровское шоссе! Дубна! Игнатово! Главный ориентир – шар! Шар! Понял? – ну орать-то орет, а вход под прицелом держит.