Неформал

А Иван даже не нашелся, что сразу ответить. Молчал, молчал, а потом и отвечает:

– Да куда ты денешься? Поверишь. Тут остались только те, кто поверить в него способен. Другие сгинули, – а потом снова встал, штаны отряхнул и ко мне направился.

– Иди, – говорит, – Санек, отдохни.

Я хотел было ответить, что и не устал вроде, а потом смотрю, Маришка клубочком на коврике свернулась и вроде как плакать навострилась. Ну я и пошел к ней. Рядом лег, обнял. Молчу. А что тут скажешь? Вырваться бы отсюда, а там, может, и в самом деле, все хорошо будет? Нам хотя бы до церковки той в Дубне добраться. Там безопасно. А Маришка хлюпала носом, хлюпала, а потом ко мне повернулась, в грудь мне мокрым лицом уткнулась да и говорит:

– Я же не знала, Шурыч, что нельзя так делать! Они же мне сказали, что тебя при попытке к бегству пристрелили! Я думала, что нету больше никого на свете, кто бы мог за меня заступиться! Понимаешь?

А я обнял ее просто да по голове гладил. А она все плакала. Наверное, думала о чем-то. Я не знаю, сколько мы так лежали с ней, а потом она, кажется, задремала. Я ее спальником укрыл, взял свой коврик и к Ивану подсел.

– Вы с одного интерната, да? – шепотом он спрашивает.

Я только кивнул в ответ.

– А почему она такая… сломленная? – снова спрашивает. – Такая маленькая, а уже такая… ну не знаю даже, как сказать? Мрачная?

– Ну знаешь, вот если бы от тебя родители отказались, да не тогда когда ты маленький был, а уже когда ты взрослый и все понимаешь, то я бы на тебя тогда посмотрел, – отвечаю я шепотом. – Это она еще ничего! Ты ее раньше не встречал. Она же, как гот, раскрашенная ходила. Я ее еле-еле рассмотрел подо всем этим.

– Ясно, – Иван отвечает, а потом вздохнул и говорит:

– А у нас в школе таких неформалами называли, а у вас как?

– У нас фриками, – отвечаю, – но редко. Девчонок – хиппушками. А обычно просто: «Эй, овца, иди сюда!»

– М-да… Милые детки… Хотя… Какие вы детки, украли у вас детство, – хотел он еще что-то добавить, но тут по земле еле заметная дрожь прошла. Почти такая же, какую мы там, внизу, в пещере, почуяли, только слабее.

Ну мы переглянулись, а потом Иван на Маришку посмотрел, а она спит как ни в чем не бывало. А он встал, к рюкзаку своему отошел, а потом смотрю, он опять «Сайгу» за спину закинул, винтовку свою взял, гранаты по карманам разгрузки рассовывает, а на каждой гранате хитрая маркировочка такая. А последнюю оставшуюся он в подствольник зарядил. Увидел взгляд мой вопросительный и говорит тихо, так, что я еле расслышал:

– Специальная начинка. Обедненный уран. Не хочу я, чтобы вы, ребята, рядом были, когда я палить ими начну. Знаешь что, Санек? Собери-ка ты тихонечко, что можешь, в свой рюкзак. Хавчик туда скидай. Только девочку свою пока не буди, понял? Пусть поспит, – а сам стал магазин этот здоровый патронами набивать.

Ну я все сделал, как он сказал, а потом обратно к лазу вернулся. Иван сидит, что-то снаружи рассматривает и мне командует:

– Иди сюда!

Я сел рядом, так что мне стало видно то же самое, что и ему, а он мне показывает:

– Вон видишь через дорогу в подлеске сосну? Да? А справа от нее ложбинка? А в ложбинке ель? Она тут одна-единственная. Так вот, если что случится, чеши туда! Понял?

– А что случится-то? – спрашиваю.

Иван посмотрел на меня так серьезно, что мне не по себе стало, и говорит:

– Пока не знаю. Нутром чую, что-то будет.

У меня от этих слов в животе похолодело.

– А твари эти? Они же порвут нас, пока добежим.

А Иван отвечает:

– Знаешь, Санек, иногда лучше эти твари, чем кое-кто другой.

Мы, наверное, несколько секунд друг другу в глаза смотрели. Понял я, о ком он говорил, и он увидел, что я понял. А потом еще ближе ко мне наклонился и совсем тихо шепчет:

– Ты, – говорит, – Санек, сам помри, а девчонку отсюда вытащи. Идите к Киржачу через Кимры, я за Ларцево машину оставил. Карты вот, – и карты мне сует. – Понял? В Евангелии сказано: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Понял? Умри, но Маринку свою до храма доведи.

Ну я автомат до боли в руках сжал, головой киваю, мол, понял, а самому снова страшно. Вроде бы и не произошло еще ничего, а все равно – страшно.

А потом мы снова почувствовали, как под землей кто-то ворочается, и шар этот как будто покачнулся слегка. Встрепенулись мы и слышим: снаружи кандары гвалт устроили, лают там друг на дружку, что ли? Я выглянуть наружу хотел, но Иван меня остановил.

– Ты че, − говорит, − творишь? А если рядом на земле кандар сидит? Откусит тебе башку, да и все.

Я сразу на место сел, а Иван продолжает:

– Патроны береги, патронов мало. У меня последний магазин да «Сайга» вот еще. И ножик. У тебя второй магазин есть? Ну и отлично. Давай, собирай свою девушку и держитесь ближе к выходу.