Нефертити. Роковая ошибка жены фараона

Жрец брезгливо отбросил язык святотатца в сторону, нагнулся и одним взмахом руки перерезал Санху горло от уха до уха. Вскоре на площади уже никого не было. А ещё тёплые трупы пожирали стаи бездомных собак и шакалов, сбежавшихся на внезапное пиршество со всего города. Утром фиванцы нашли на базарной площади только обглоданные кости.

3

В новой столице, Ахетатоне, между тем жизнь шла своим чередом. Прошли две недели после таинственного исчезновения в Фивах отряда «стервятников Туту» под предводительством Санха. Но это мало кого обеспокоило. Во дворце готовились к открытию нового памятника царской чете, который изваял главный придворный скульптор Тутмес. Об этом он и говорил с царицей Нефертити. Она была в парадном одеянии — белоснежном платье, вышитом золотом. Парикмахер колдовал над её париком, укладывал локоны, закрепляя их булавками и специальным клеем из ароматических смол, а искусный мастер-косметолог кисточками поправлял грим на прекрасном лице Нефертити. Сильно пополневший Тутмес стоял рядом с креслом царицы и рассказывал о церемонии, которая должна была скоро состояться у монументального обелиска, воздвигнутого на берегу реки. Все, кто подплывает к новой столице, должны видеть воочию царственную чету, представлявшую в этом мире славу и власть самого Атона, великого божества, воплощённого в солнечном диске.

   — Я настоял, чтобы открытие памятника проходило не так торжественно и помпезно, как все другие официальные мероприятия. Да и образ царской четы на барельефе скорее семейный, чем официальный. Туту, не мудрствуя лукаво, хотел согнать чуть ли не весь город, — говорил скульптор, наблюдая за тем, как косметолог накладывает тени на скулы царицы. — Да не надо так подчёркивать переход от скул к щекам и подбородку. Они и так у царицы худые, ты здесь перестарался. У неё не лицо будет, а какой-то топор, которым дрова колют — и Тутмес, вырвав кисточку из рук косметолога, сам стал гримировать лицо Нефертити.

Он столько раз лепил бюсты царицы, что знал наизусть каждый изгиб её красивого лица. Парикмахер и косметолог с восторгом смотрели, как работает великий скульптор. Он сделал всего лишь несколько мазков-прикосновений кисточкой к щекам, скулам и подбородку, и лицо женщины преобразилось. Красота и классическое совершенство форм обрели свою первозданную свежесть и были видны с первого взгляда, а лёгкий отпечаток возраста и беспокойной жизни стал почти незаметен на челе самой прекрасной женщины страны Большого Хапи.

   — Замечательно, восхитительно! — захлопал в ладоши толстый парикмахер. — Вы, ваше величество, всегда великолепно выглядите, но сейчас просто ослепляете своей дивной красотой.

Нефертити улыбнулась чуть иронично — она уже давно привыкла к восхищению мужчин и зависти женщин — и перевела взгляд на скульптора. За прошедшие восемь лет жизни в новой столице он сильно изменился. Страсть, которая владела Нефи в юности, уже давно прошла, уступив место мягкой, нежной привязанности. И сейчас она спокойно смотрела на скульптора ласковым и ясным взглядом.

   — Не забудь, Тути, надеть парик, а то ведь по рассеянности поедешь на открытие обелиска с непокрытой головой, — заботливо проговорила она, легко вставая с низкого кресла, подлинного шедевра мебельного искусства. Спинка и ножки его изображали сложное переплетение растений и птиц, покрытых зелёным малахитом, голубой бирюзой, серебром и золотом.

Не успела царица сделать несколько шагов по направлению к высокой двери из красного дерева, как резные створки распахнулись и на пороге покоев показалась необычная процессия. Впереди шествовала живописная парочка: сестра царицы Неземмут шла под руку с крупной обезьяной. На головах обоих блестели грубо сделанные из дерева, выкрашенные жёлтой краской, царственные аспиды. Вокруг прыгали разряженные в пух и прах чёрные карлики, вывезенные из Нубии, и обезьянки. Они изображали придворных.

   — Ты с ума сошла, Нези! — воскликнула Нефертити. — А ну, прекрати паясничать. Это совсем неостроумно. Гони быстрее в шею всю эту толпу шутов и поживей приводи себя в порядок. Ведь Хеви будет здесь с минуты на минуту. Ты что, его не знаешь? Он же взбесится, когда тебя увидит в таком-то виде!

   — Кто это нам, царям, смеет приказывать?! — громко воскликнула Нези и гордо взглянула на сестру.

Но через секунду она не выдержала и рассмеялась. В другом конце зала вдруг тоже раздался громкий пронзительный смех. Все вздрогнули и проворно повернулись на странные звуки, похожие на что-то среднее между лаем собаки и криками обезьян. Это смеялся фараон, собственной персоной. Он незаметно вошёл в противоположную дверь. Придворные рухнули на колени.

   — Молодец Нези, молодец сестрёнка! — весело прокричал Хеви и, близоруко щурясь, подбежал, жадно оглядывая и её, и обезьяну с разных сторон. — Ха-ха-ха! — продолжил он хохотать, хлопая себя по полным бёдрам. — А ну, станцуйте и скажите что-нибудь забавное!