На самом деле их было семь человек. Все с винтовками, неудобными в узком помещении, что помешало противниками направить оружие на нас и выстрелить хотя бы раз. Сердце бухало, я тяжело вдохнул кисло пропахший порохом воздух. Крови было не так много. Семь трупов, подумал я тогда. Позже мне приходила в голову мысль, что, возможно, не все были убитыми, кто-то мог быть и тяжело ранен. Возраста похожего на наш с Павлом, ну или на возраст моего нынешнего тела. Именно сейчас я полностью ощутил, что по-настоящему ввязался в Гражданскую войну. До этого момента работа в милиции, попытки подправить историю, даже "противопулемётная борьба" не давали такого впечатления. А сейчас я понял, что в стороне остаться не удалось. Совесть немного облегчало то, что этот неполный десяток шёл нас, собственно, убивать, и мы с Пашкой прожили бы не дольше их, повернись всё в ином случае. И ещё билась мысль, что, выбери я в начале другую сторону или откажись выбирать вовсе, ситуация не изменилось бы, всё равно пришло бы к подобному. И, возможно, тогда я так же как сейчас, сам того не зная, стрелял бы в Пашку, а он так же лежал бы убитым у моих ног, столкнись мы в одной точке по разные стороны баррикад…
Молча я сменил обойму в браунинге и убрал в подмышечную кобуру. Затем так же молча стал перезаряжать револьвер. Паша ни слова ни говоря уже занялся тем же самым. Жизнь ещё ранее научила нас, что оружие должно быть всегда готово к стрельбе. Потом, стараясь не наступать на убитых, прошёл в комнату, поднял винтовку, из которой стрелял, и вышел из помещения. Оставаться здесь нам было опасно. Павел шёл рядом, губы его были сжаты, а между бровей хмурилась небольшая складка. И сам он стал выглядеть старше. Вот так и взрослеют в войнах вчерашние молодые и романтичные парни, подумалось мне.
Из Москвы прибывали одно за другим подкрепления, в отсутствие боевых действий с белочехами в европейской части, красноармейских частей хватало. А сопротивление восставших, напротив, стало слабеть. Где "снайперами", где пушкой броневика прямой наводкой, но пулемёты противника удавалось постепенно подавлять, и "белые" теряли квартал за кварталом. А через пару дней, когда их добровольческие отряды стали разбегаться, красные заняли центр Ярославля, а разрозненные остатки белых, среди которых был опять ускользнувший Савинков, ушли по Николаевскому мосту за Волгу и, пробившись через заслоны красных, рассеялись по одиночке по деревням и дорогам. Как мы потом узнали, важную роль сыграла наша диверсия с гранатами: были уничтожены, убиты или тяжело ранены члены штаба восстания, почти все старшие офицеры, а Савинков был легко ранен и контужен, так что участия в дальнейшем восстании не принимал. Эти взрывы сильно подорвали и боевой дух мятежников, и внесли неразбериху в управление боевыми действиями. В итоге красные воевали с добровольческими отрядами без единого командования. А бутылка с керосином устроила пожар на штабном этаже, который восставшим удалось потушить, и здание не выгорело, но сгорели все списки добровольцев, разбитые на отряды, с их адресами и фамилиями командиров. Данный факт сильно способствовал разбеганию добровольцев и затруднил последующую работу ЧК по выявлению активно участвовавших в мятеже, но меня не сильно огорчал, а даже наоборот — возможно, думал я, кто-то из ярославцев по молодости или дурости записался в добровольцы, но затем передумали, разбежались, и не осталось следов их неправильного выбора. А замешанных в преступлениях и жестоких расправах, особо активных мятежников и без всяких списков запомнят и найдут.
И что не менее важно — город Ярославль остался цел и почти невредим, не считая следов от пуль или повреждений от шрапнели, выпущенной пушкой броневика. В моей прошлой истории мятеж подавляли пятнадцать дней артиллерийской бомбардировкой, так как у наступающих красных тогда была такая же численность, как и у обороняющихся белых, при большой плотности "белого" пулемётного огня. Штаб белых тогда действовал всё время, и было в достатке грамотных офицеров, а красные в той реальности пытались штурмовать город разрозненными отрядами без единого командования. И, испугавшись последствий мятежа или выступлений навстречу им интервентов, красные подавляли тогда мятеж как могли. Артиллерия полностью разрушила в той реальности треть Ярославля, а что не смогли снаряды, то в городе уничтожили пожары. Некоторые районы стали руинами, были разрушены промышленные предприятия, а четверть ярославцев в прежней истории осталась без крыши над головой.
Паша Никитин радовался победе над "контрой", и горевал от количества погибших, но ему не с чем было сравнивать. Я же ехал вместе с ним домой после расставания с Громовым еще и с чувством облегчения — пусть здесь, в этом мире, Ярославское восстание и случилось, но обошлось значительно меньшей кровью и меньшим ущербом, что не могло не радовать.