Недостреленный (АИ)

В один из дней поездки путь нашего бронепоезда как-то поутру проходил в десятке километров от местоположения красной артиллерийской батареи. Ну и Ворошилов предложил Сталину осмотреть позиции и познакомиться, как обстоят дела у "красных пушкарей", на что тот выразил свой интерес проверить готовность артиллеристов и согласился. Сам Ворошилов оседлал коня, которого свели по дощатым мосткам из товарного вагона. К моему удивлению, бывший луганский рабочий очень хорошо держался в седле на мой неискушенный взгляд. Чувствуется, горячие месяцы в пути Харьков-Луганск-Царицын заставили его приобрести большой опыт в этом плане. Сталину скатили с платформы бричку, в которую запрягли пару лошадей. Конюхом у нас был Архипка, молчаливый крестьянин из под Ростова, в налёте белоказаков потерявший жену и сына, которых казаки запороли до смерти на станичной площади. Массовые порки гражданского населения среди казаков были не редкостью. Архипка разговаривал теперь большей частью с одними лошадьми, рассказывал им что-то, водя скребком по их телу, и, как мне казалось, считал их существами гораздо лучше людей.

Архипка взобрался на козлы, взяв в руки вожжи, Сталин сел на заднее сиденье, и затем в бричку влез и я, усевшись на переднюю скамейку лицом к Сталину. Имущество моё я положил в бричку как только её скатили с платформы, и теперь оно лежало под моими ногами. Ворошилов слегка рисуясь загарцевал на коне и поскакал вперёд, Архипка качнул вожжами со словами: "Поехали, хорошие," и наша бричка двинулась вслед.

Ехали мы по холмистой степи по моим прикидкам уже более получаса. Жаркое летнее солнце поднимаясь к зениту ощутимо припекало. Я надвинул фуражку на глаза, закрываясь козырьком от солнечных лучей, от жары меня клонило в сон. Ворошилов то уносился вперёд, то разворачивался и, вернувшись, ехал рядом с бричкой. Наш бронепоезд вскоре после начала нашего движения пропал за неровностями местности, и сейчас вокруг не было видно ни души. Даже никакие птицы не летали в небе. Вдруг в стороне сбоку от направления нашей поездки краем глаза я заметил движение — на гребне холма вдали показались всадники. Один десяток, другой, третий… Они казались маленькими фигурками, и было не разглядеть никаких деталей одежды. Я, порывшись в вещевом мешке, вынул оттуда бинокль, подаренный месяц назад ярославским военным комиссаром Громовыми, и посмотрел с помощью оптики в их сторону. Изображение всадников приблизились, и я отчётливо разглядел у них погоны.

— Казаки… — напряжённо произношу я, облизывая пересохшие губы, и потом повышаю голос. — Товарищ Сталин, товарищ Ворошилов, белоказаки! Погоны на плечах…

Ворошилов, ехавший в этот момент около повозки, смурнеет лицом и всматривается в их сторону, а потом окидывает взглядом окрестности.

— Какие будут предложения, Клим? — внешне как бы спокойно говорит Сталин, принимаясь нарочито медленными движениями набивать табаком свою трубку.

— Тикать надо, Коба, — напряжённым голосом отзывается Ворошилов, — авось успеем. Вон в той стороне… — он машет зажатой в руке плёткой, — там уже батарея наша должна стоять. Доскачем! Должны доскакать… — с твёрдостью в голосе завершает он ответ.

— Архип, давай туда! Гони! — приказываю я, даже не подумав о субординации и о том, могу ли я отдавать приказы. Попасть в руки казакам очень не хочется, и мне даже кажется, что становится холоднее, несмотря на жару. Архипке два раза повторять не приходится. Он привстает на козлах, потянув вожжи с одной стороны и чуть поворачивая бричку в нужную сторону, и кричит:

— Эгей, родимые! Вывози! — хлестнув лошадей вожжами по крупам и засвистев над головой в воздухе кнутом.

Лошади поддают в рыси, и под частый топот копыт бричка заметно ускоряется, раскачиваясь на рессорах по неровной степи.

Казаки, которых через холм перевалил уже четвёртый десяток, тем временем пускают коней вскачь в нашем направлении. Скорость их заметно превышает скорость брички по бездорожью, и они неизбежно должны будут нас настигнуть. Вопрос только когда?

Ворошилов держится позади нас, между бричкой и казаками. Из деревянной кобуры, болтающейся на длинном ремне, он достаёт маузер, делает на скаку попытку прицелится в сторону казаков, но опускает оружие. "Да, — думаю я, — маузер здесь не поможет. Как и Архипкина винтовка у того за спиной. Разве что держать в руках для уверенности. Я бы тоже сейчас за наган ухватился, но у меня есть и получше!"

— Товарищ Сталин, передвиньтесь, — говорю я и откидываю рогожку на свёртке у себя в ногах. — А лучше сменимся местами.

— Вот и пригодится. Как чувствовал… — шепчу я, поднимая с пола ручной пулемёт Льюиса, с таким трудом, с помощью Ивана Лукича, найдённый мною в Царицыне в вечер перед отъездом, почищенный и смазанный той ночью при свете свечки. К пулемёту имелось три диска, заряженных мной во время пути в сталинском вагоне. И еще несколько сотен патронов россыпью отдельно в холщовом мешке.

Сталин с зажатой в зубах трубкой перемещается на моё сиденье. Пересаживаюсь и пристраиваю пулемёт, опираясь на заднюю стенку брички.