- Ну что ж. Такова жизнь. Любовь - часть жизни. Давай-ка вставать.
- И когда поговорить некогда.
- Ну, говорить - это не самое главное.
- Да, наверное, далекие наши предки в этом не нуждались.
- Что ж, давай поговорим... О чем ты хотела?
Я молчу. Я не знаю, о чем я хотела. Просто хотела говорить. Не об овощах. О другом. О чем-то очень важном и нужном, но я не могу сразу начать... Может быть, о душе?
- У нас в коробке последняя пятерка,- говорю я.
Дима смеется: вот так разговор.
- Что ты смеешься? Вот так всегда - говорим только о деньгах, о продуктах, ну о детях, конечно.
- Не выдумывай, мы говорим о многом другом.
- Не знаю, не помню...
- Ладно, давай лучше вставать.
- Нет, о чем "о другом"? Например?
Мне кажется, что Дима не отвечает очень долго. "Ага, не знаешь",думаю я злорадно. Но Дима вспоминает:
- Разве мы не говорили о Роберте Кеннеди? О космосе - много раз?.. О фигуристах - обсуждали, спорт это или искусство... О войне во Вьетнаме, о Чехословакии... Еще говорили о новом телевизоре и четвертой программе,продолжает добросовестно вспоминать Дима темы наших разговоров.- Кстати, когда ж мы купим новый телевизор?
- Так вот я и говорю: в коробке у нас пятерка...
- Есть же фонд...
Мы начали откладывать "фонд приобретений". Он хранится в моей старой сумке, а в коробке лежат деньги на текущие расходы.
Нам много чего надо. Диме плащ, мне туфли, обязательно платье, ребятам летние вещи. А телевизор у нас есть - старый "КВН-49", брошенный тетей Соней.
- До телевизора еще далеко, фонд растет у нас плохо,- говорю я.
- Мы же решили не проедать все деньги, что же ты? - укоряет меня Дима.
- Не знаю, вроде бы все как обычно, а вот не хватает.
Дима говорит, что так у нас никогда ничего не будет. А я отвечаю ему, что трачу только на еду.
- Значит, тратишь много.
- Значит, ешь много.
- Я много ем?! - Дима обижен.- Еще новости, давай начнем считать, кто сколько ест!
Мы уже не лежим, а сидим друг против друга.
- Прости, я говорю: мы много едим.
- Что ж я могу с этим поделать?
- А я что?
- Ты все-таки хозяйка.
- Скажи, чего не покупать, я не буду. Давай молоко не будем брать.
- Давай лучше прекратим этот глупый разговор. Если ты не способна соображать в этом деле, так и скажи.
- Да, да, да, я не способна соображать. Я глупа, и все, что я говорю, глупо...- Я вскакиваю и ухожу в ванную.
Там я открываю кран и умываю лицо холодной водой. "Перестань, сейчас же прекрати",- говорю я себе. Сейчас я влезу под душ, сейчас приведу себя в норму. Отчего я злюсь? Не знаю.
Может, оттого, что я вечно боюсь забеременеть. Может, от таблеток, которые я глотаю. Кто знает?
А может, она вообще не нужна мне больше, эта любовь?
От этой мысли мне становится грустно, жаль себя, жаль Диму. Жалость и теплая вода делают свое дело - из-под душа я выхожу подобревшая и освеженная.
Ребята визжат и хохочут - расшалились с отцом. Достаю им все чистое, мы их одеваем.
- Вот какие у нас красивые дети,- говорю я и зову на кухню накрывать вместе на стол, "пока папа умывается".
Во время завтрака проходит короткая планерка. Что сегодня надо сделать: съездить в овощной, постирать детское, все перегладить...
- Бросай все, пойдем гулять! - заключает Дима.- Смотрите, какое солнышко!
- Мама, мамочка, пойдем вместе с нами,- упрашивает Котька,- посмотрим солнышко!
Я сдаюсь - отодвину свои дела на после обеда.
Снаряжаемся, берем санки и отправляемся на канал кататься с гор. Съезжаем все по очереди, а Гулька то с Димой, то со мной. Горка крутая, накатанная, санки летят, из-под ног брызжет снежная пыль, переливается радужно, а кругом сияет и слепит снег. Иногда санки переворачива-ются, ребята пищат, мы все смеемся. Хорошо!
Возвращаемся домой заснеженные, голодные, веселые. Пусть уж Дима сначала поест, потом пойдет в магазин. Варю макароны, подогреваю суп и котлеты. Ребята сразу же уселись за стол и смотрят на огонь под кастрюлями.
После прогулки я очень повеселела. Уложив детей и отправив Диму в овощной рейс, я берусь сразу за все - бросаю в таз детское белье, мою посуду, стелю на стол одеяло, достаю утюг. И вдруг решаю: подкорочу-ка я юбку. Что я хожу, как старуха, с почти закрытыми коленками! Я быстро отпарываю подпушку, прикидываю, сколько загнуть, остальное отрезаю. За этим делом и застает меня Дима, притащивший полный рюкзак.
- Видишь, Олька, как тебе полезно гулять.
Конечно, полезно. И, кончив приметку, я надеваю юбку. Дима хмыкает, оглядев меня, и смеется:
- Завтра будет минус двадцать, будешь обратно пришивать. А в общем, ножки у тебя славные.
Я включаю утюг - загладить подол. Потом подошью, и готово!
- Погладь мне заодно брюки,- просит Дима.
- Дим, ну пожалуйста, погладь сам, я хочу кончить юбку.
- Ты же все равно гладишь.
- Дим, совсем это не "все равно", я тебя прошу, дай мне кончить. Мне еще ребячье стирать, вчерашнее гладить.
- Так зачем же ты занимаешься ерундой?
- Дим, давай не будем обсуждать эта, прошу тебя, погладь сегодня свои брюки сам, мне надо дошить.
- А куда ты завтра собираешься? - спрашивает он с подозрением.
- Ну куда?! На бал!
- Понятно. Просто я подумал, что у вас там что-нибудь такое.