Нечто

После Юра пошел промывать Кляксичу швы, а Алиса направилась в спальню. Проходя мимо комода, она нечаянно задела лежащую на нем газету, и та упала на пол. Под газетой что-то лежало. Алиса пошла было дальше, но это что-то приковало ее внимание и заставило остановиться. Это оказались кожаные перчатки, из очень толстой кожи. Все бы ничего, просто кожаные перчатки, если бы не одно «но» – они были покрыты металлическими шипами. Острыми шипами. Алиса осторожно протянула руку, чтобы потрогать их, но тут же отдернула назад, будто коснулась раскаленного утюга. От этих страшных перчаток веяло какой-то жуткой, неземной силой. Они словно жили своей собственной жизнью, дышали и пульсировали, как только что вырванное сердце. Они ухмылялись, обещая беду.

Алиса спросила о них, когда они уже укладывались спать.

– Это подарок. Ребята на тренировке прикололись, – ни на секунду не задумываясь, сказал Юра. Про себя он чертыхнулся; еще одна подобная непростительная халатность – и все полетит к чертям. – Они декоративные, а шипы из пластика.

Алиса промолчала. Она отлично видела, что шипы на этих мрачных перчатках были настоящие и уж меньше всего походили на декорацию.

– Скоро будет твое платье готово, – сказал он, желая побыстрее сменить тему. – Ты станешь самая красивая из всех невест за все время… пока существовало человечество.

– Думаешь? Я так волнуюсь, боюсь, что буду неуклюже выглядеть в нем, – вздохнула девушка. Она сладко зевнула. – Спокойной ночи.

– Хороших снов.

Алиса свернулась, как мышка, и уже спустя пару минут ровно задышала.

«Она видела перчатки».

Сколько еще будет проколов? Как долго он сможет скрывать от ангела правду о своей настоящей жизни?

Внезапно Юру сковал ледяной страх – если ангел… если только его милый ангел узнает о его второй жизни… Он даже боялся себе представить реакцию Алисы. Он лучше перережет себе горло в то же мгновение, только чтобы не видеть ее глаз, распахнутых в немом вопросе.

Может, пора остановиться? Может, уже хватит? На днях Гюрза влез в компьютер, где скрупулезно вел таблицу всех акций, и подсчитал итоговые цифры. Если бы он взглянул на них до встречи с ангелом, его реакция была бы однозначной – он бы просто хмыкнул и тут же забыл о них. Теперь же он сидел как истукан, ошеломленный результатом. Двадцать шесть человек за полтора года. Двадцать шесть загубленных жизней, и это только он один! Если брать всю их «великолепную» пятерку так называемых врачей, то цифра подкрадывалась к сотне. Он стер всю таблицу, а также удалил ее из «корзины». На душе было омерзительно, будто его окунули в чан с дерьмом.

«О’кей. Это моя прошлая жизнь», – пытался он себя успокоить, хотя прекрасно сознавал, что ничего из этого не выйдет.

(2 июня Ясенево).

Последний раз. Только последний раз – и точка. Поженимся с Алисой, получу диплом, и уедем отсюда. Продадим квартиру и купим небольшой домик где-нибудь в области…»

Глядя на мирно спящего ангела, он почему-то снова вспомнил Диму, долговязого придурка, который нассал у него под дверью. Он никак не мог взять в толк, каким образом это прыщавое чмо Федоровский сумел произвести впечатление на Алису. Пусть даже на непродолжительное время. Чертов наркоман…

Мысли юноши вернулись на несколько дней назад. Он потратил уйму времени и наконец дождался того, кто посмел поднять свою грязную руку на ангела.

…Гюрза без особых проблем усадил Диму к себе в машину – сработал фактор внезапности. «Фолькс» тут же взял высокую скорость. Дима сразу узнал его и первое время пытался возмущаться, размахивая длинными руками.

– Если ты будешь мне мешать, мы врежемся, – невыразительным голосом произнес Гюрза. Долговязый предпринял попытку открыть дверь на ходу, за что получил чувствительный удар под ребро. Тогда Дима закричал. Громко, пискляво, почти по-женски, и Гюрза процедил: – Я не собираюсь убивать тебя. Мы просто поговорим по-мужски, Дмитрий. Ты ведь мужчина? Или слюни в юбке?

Дима энергично кивнул.

– Хочешь устроить честный бой? – заплетающимся языком сказал он. – А куда мы едем?

– К ближайшему орешнику. За новою метлой, – не глядя на него, проговорил Гюрза. Дима слабо улыбнулся. От него несло мощным перегаром, и, несмотря на приоткрытые окна, лобовое стекло стало быстро мутнеть, словно внутри на полную мощность работала печка. – Не бзди, Капустин, трахнем и отпустим, – Гюрза подмигнул ему.

– Я не Капустин, – спесиво отреагировал парень на «шутку». И прибавил совсем уж глупо: – Я… Дима Федоровский.

– Да хоть папа римский, мне без разницы, – бесстрастно ответил Гюрза.

Машина тем временем съехала с трассы и покатила по грунтовой дороге.

– Ты сам виноват, – ляпнул ни с того ни с сего Дима. Он уже успокоился, и лицо приняло прежнее нагло-снисходительное выражение, как если бы он общался с несговорчивым должником. – Не хер было Рамзеса резать… И мне нос сломал. Дрон хочет на тебя в ментовку заяву писать.

Гюрза молчал. Фонари закончились, их окружила полная темнота, и теперь Дима видел только узкую неровную дорогу, освещаемую фарами машины.