Нечисти

– Не, ну ты нахал!.. Большой железный самозванец. – Денис на всякий случай отступил на три шага. Истукан двигался медленно, выставляя вперед правую ногу, и, осторожно перенося на нее вес корпуса, подтягивал левую...

– Это ты... самозванец... Я нашел это место... На краю мира... Где сходится все... Отдай, отдай...

– Угу. Чего тебе отдать? Опера «Жизнь за царя», ария Ивана Сусанина. Тебе не кажется, чугунок, что красные глаза плохо сочетаются с синим гермошлемом... Твое здоровье! – Денис вытянул правую руку и поманил указательным пальцем. Мощная, чуть ли не в полено толщиной, синяя молния ослепила его, обожгла привычным, сладостным уже холодом. Денис даже покачнулся – настолько велика оказалась накопленная истуканом мощь.

Вместе с нею к Денису пришло знание: древний царь, Первый Император Российский, не обрел покоя и после смерти, дух его жаждал продолжения земного существования, алкал власти, поклонения, великих свершений... В этом городе, созданном его волей, капризом и жаждой чуда, в городе, стоящем на границе двух миров, земного и потустороннего, каждое из его десятков, сотен памятных воплощений, в камне ли, в металле, каждое и все они – стремились возродить его, воплощающего... А для этого годами, десятилетиями, веками, все они копили мощь, силу, источаемую самим городом и сущими носителями ее, людьми и нелюдью... Творению Шемякина в этом смысле повезло: он был среди людей; дни и годы напролет, не зная усталости, новые и новые толпы туристов стояли с ним рядом, хватали за длинные медные пальцы, стучали по лысине, фотографировались, сидели у него на руках. И каждый оставлял ему в прибыток крохотную частичку зла и мрака, частичку того, что таится в каждой человеческой душе, в детской ли, старческой... И эти частицы текли и текли непересыхающим потоком, копились и накапливались и претворялись в волшебную субстанцию, которая должна была однажды оживить его и вновь дать возможность в полную силу служить Тому, чьим сыном он считал себя...

– Стоп, хватит. Похоже, переборщил... Петра Ляксеич, слышишь меня чи нет?..

Истукан застыл в нелепой позиции: носки врозь, левая рука у горла, правая потянулась к Денису, да замерла на полпути... Молчит, силы кончились, разве что в глазах на самом донце осталось тусклое зарево... Денису было не по себе, слова медного царя стучали в нем, били по сердцу: «Я-а-а, не ты... отдай...» Вот тебе и «Ляксеич»... Шутилось глупо и через силу... Внезапно Дениса пробрала досада и злость: да что он, в самом деле, на каждую шваль рефлектирует!..

– Так, Ваше Императорское, вот вам допинг в зубы – и галопом «домой», в кресло, чтобы завтра туристов не пугать и не разочаровывать. Продолжай копить, я загляну при случае. Галопом, я сказал!

Подчиняясь воле Дениса, медный истукан с глухим звоном пал на четвереньки и, не касаясь песка, помчался вдоль берега туда, к арке, внутри которой по старой питерской традиции памятными досками отмечали уровни самых выдающихся наводнений в истории Города...

Хорошо быть крутым. И живым.

Денис расправил плечи. А где... Крылья исчезли незаметно, так что Денис даже и задним числом не мог вспомнить ощущение, в какую именно секунду это произошло. Но чувства сожаления не было: появятся крылышки, как только в них случится нужда или просто прихоть. Вот захочет он через Неву перемахнуть или постоять на шпиле Петропавловской крепости... Сердцу, возмущенному злобствованиями уродливой металлической куклы, хотелось радости и развлечений, которые бы смыли, стерли из памяти скользкие и подлые надежды сумасшедшего фантома, убрали бы их без специального пожелания «забыть». Ни в коем случае нельзя желать ничего подобного, Диня! Можно научиться понимать эмоции и намерения животных, по типу Леньки и Морки, а вот пожелаешь неосторожно «понимать язык деревьев» или там зданий... Или никогда не хотеть спать... И хрен его знает, какие будут шизофренические последствия. Нет, можно, конечно, попробовать, но попозже: сначала нужно семнадцать раз отмерить и сформулировать и предусмотреть безущербный откат на прежние рубежи... А пока можно... просто прогуляться по воде. Например, к Эрмитажу. Кеды хорошие, и их очень легко усилить на этот случай: мои кеды – непромокаемые. Не пропускают... да, только снаружи. Паук недовольно зашевелился: он понял намерение Дениса, и он недолюбливал воду.

– Спокойно, старенький, я же не под воду ухожу, а так... «яко посуху».

И Ленька внял доводам, притих, во всяком случае втянул обратно лапы, покрытые грубой серебряной шерсткой. «Как скажешь, Господин» – примерно так услышал Денис паучье настроение.

И Морка в этом отношении такой же стал... Раньше, бывало, не унять защитничков-нянечек, а теперь – сразу во фрунт... С одной стороны – вроде бы и хорошо, бесхлопотно... Но зачем мне слуги вместо родных и близких?..