Небоскреб

– Я много лет провела, имея только виртуальный образ. Я была уверена, что без физического тела меня бы не было, но я ошиблась. Точнее, мой человеческий мозг был связан с загруженным сознанием неразрывной нитью, но и без него я могу существовать.

Мы сидели за небольшим столиком в углу пустого кафе, на улице было шумно: иллюзия прогуливающихся по приморскому бульвару толп людей была идеальной.

– Почему сегодня, Ли? Мы могли уже полгода жить, как раньше, встречаться здесь или на крыше небоскреба, – я недоумевал. Даже больше – я негодовал!

– Тебе нужно было оплакать меня. Ведь… – она бросила взгляд на Валентина Олеговича. – Я уже не та, кем ты меня знал. Та Лиана умерла. А я – лишь удачная подделка живого человека.

Она пожала плечами и опустила печальные глаза вниз. Эмоции Валентина Олеговича мне не удалось считать. «Лиана – машина, программа, но чувствует так же, как я, как любой другой человек. Или всего лишь подражает?» – моя злость прошла, но я был растерян. Она с первой нашей встречи постоянно вводила меня в тупик своими словами и поступками, а теперь явилась спустя почти полгода после собственной смерти!

– А вы, – я показал на обоих своих собеседников, – вы, все это время встречались?

– Да, – твердо ответил Валентин Олегович. – Это была ее свадебная клятва: быть рядом до моего последнего вздоха.

– Вэл, я здесь не для этого, – Лиана прервала пылкую романтическую речь своего мужа. – Завтра – восьмое апреля, день памяти. Я хочу тебе кое-что рассказать.

Я кивнул. Что бы там ни было – я готов был услышать это от «удачной копии» своей покойной подруги. Она начала свой рассказ.

– Восьмого апреля шестьдесят девятого случилась роковая случайность, как уверили себя люди на Земле. Но роковых случайностей не существует, бывает лишь незнание всех исходных данных. Человечеству оказалось неизвестно множество факторов.

Как ты помнишь, мы тестировали новую серию космопланов, где человек, а точнее, киборг, выступал в роли связующего звена, подключаясь к бортовому компьютеру. Система могла действовать и без нашего участия, инженеры и ученые с земли были способны напрямую менять любой параметр, как происходило уже целый век космической эры. Но мы были уникальны в своем роде – наполовину человек, наполовину компьютер – и никто из нас не догадывался, что тестировали на самом деле нас. «Человеческая интуиция, когда вы находитесь там, наверху, не сравнится ни с одним нашим решением, принимаемым с земли», – мы верили в эти слова, произносимые людьми с большими звездами на погонах, а еще мы верили в свою уникальность.

Выматывающие полеты были первым этапом эксперимента, конечной целью которого была загрузка наших обученных и идеально настроенных «сознаний» в бортовой компьютер космоплана. Невероятные перспективы открывались перед человечеством: полеты на огромных скоростях, недоступных ни одному пилоту, пересечение колоссальных космических расстояний на скоростях, близких к скорости света, без необходимости использования дальней космической связи. Ученые, вовлеченные в проект, были в экстазе от потенциальных научных достижений. Но главное, бесценный ресурс, которым мы обладали, оказался желанным куском крупнейших мировых инвесторов, посвященных в некоторые детали.

Обладать всеми деталями не мог никто, поскольку ни один человек в мире не догадывался о параллельно текущей жизни вне реальности. Разработка аналогичных секретных проектов велась в нескольких странах и сопровождалась негласной гонкой на опережение, подогреваемой постоянным кулуарным глумлением над «отстающими». Непомерные ожидания в один миг были разрушены, триллионы инвестированных долларов безвозвратно потеряны. А виной всему, по мнению людей, стала экстремально сильная магнитная буря, поставившая крест не только на развитии авиакосмической промышленности, но и на огромной миролюбивой индустрии по имплантации чипов.

После дня хард резета нас исследовали, но я и Валя стали разными подопытными. Я, как личность, оказалась отработанным материалом, представляя интерес для ученых исключительно своим положением – моя беременность давала поле для научных изысканий, Роза тоже впоследствии стала объектом тщательного анализа. Когда наша ценность приравнялась нулю, нас отправили «в утиль»: меня – в интернат, Розу – в детский дом. Валя же оказался «ценным экземпляром». Только двенадцать человек в мире, помимо испытуемых, знали, что геомагнитная буря не могла привести к подобной трагедии. Секретность проекта была на высочайшем уровне. Опасаясь утечки данных, все результаты и гипотезы передавались практически из уст в уста в полностью защищенных лабораториях. Двенадцать человек проводили свои исследования, но не могли выйти за рамки собственного понимания.