Небоскреб

— Вам каждый раз будут ставить задачу отдельно. Постепенно эти задачи будут усложняться, но ничего для вас непосильного вам не поручат, — хм, а у Вайсса, пожалуй получилось бы работать психотерапевтом. Как он умудряется успокаивать, не сказав ничегошеньки по существу, хрен его знает, но получается же…

— И в каком режиме нам эти задачи придётся выполнять? — это уже я подал голос.

— Три дня на выполнение трёх задач, затем день отдыха, — выдал директор. — Всего будет двадцать одна задача.

— А почему именно двадцать одна? — встряла Мила.

— О, Людмила Андреевна, это у нас такой юмор, — улыбочка у Хельмута Францевича получилась прямо-таки немецко-фашистской. — В здании двадцать один этаж, и каждое новое задание вы будете выполнять на следующем этаже.

Да уж, юмор и правда своеобразный… Хотя удобно, нечего сказать — новый этаж, новый уровень. И как раз с повышением, всё логично и по порядку. Сам же директор, небось, и придумал — немец, блин, что с него возьмёшь?!

— Хельмут Францевич, а почему мы? — с некоторым удивлением спросила Аня. — Неужели у вас никого другого не нашлось?

Умная девочка, в который раз в этом убеждаюсь. Мало того, что вопрос более чем резонный, так она ещё умудрилась задать его очень своевременно — раньше не сложилась ещё такая доверительная атмосфера, как сейчас, а позже… Фиг его знает, в какие дебри мог бы к тому времени зайти разговор. А сейчас — ну прям в точку!

— Видите ли, Анна Михайловна, — а Кащей молодец, в именах-отчествах не путается, — во время выполнения тестовых заданий вы имели уже возможность убедиться, что выполнять их приходится в особых условиях.

Аня понятливо кивнула.

— Так вот, Анна Михайловна, — продолжал Вайсс, — даже просто попасть в такие условия могут лишь прямые потомки строителей нашего здания.

— Но я же не потомок, — напомнил Антон.

— Я, кстати, тоже, — Маринка подпустила в голос немножко ехидства. Так, совсем чуть-чуть, сомневаюсь, что кто-либо, кроме меня, заметил. В её представлении это было, судя по всему, проявлением вежливости.

— Вы, конечно, имеете полное право ошибаться, — директор совершенно по-человечески улыбнулся. — Пока мы ещё не выяснили, кто из ваших, Марина Дмитриевна, и из ваших, Антон Николаевич, предков работал на строительстве здания, но это лишь вопрос времени. Раз вы проходили тестовые задания, среди ваших предков обязательно были мои коллеги. Это совершенно точно.

В кабинете повисло молчание. Кажется, народ осознал, что все мы, здесь присутствующие, связаны между собой одной тайной. Тишину нарушил герр директор, взяв трубку одного из стоявших на его столе телефонов и командным тоном сказав в неё несколько немецких слов. Да уж, и по внешности подходящую секретаршу подобрал, и со знанием немецкого, прям под свои вкусы.

Через минуту упомянутая секретарша вкатила в кабинет тележку и принялась выставлять на стол чашки, блюдца, ложечки, заварные чайники и кофейники, а также сахарницу, сливочницу и большое блюдо с печеньками. Одну чашку она тут же наполнила кофе, положила в неё кубик сахара, и поставила её вместе с блюдцем и ложечкой перед своим шефом. Остальным, видимо, предлагалось самообслуживание, что и подтвердил Хельмут Францевич, предложивший нам угощаться на свой вкус.

Я налил себе чаю, сахар добавлять не стал. Печенье тоже оказалось не особо сладким, так что вкусом хорошего, надо отдать секретарше должное, чая можно было наслаждаться без помех. Хорошо, конечно, но на обострение пойти, пожалуй, надо. Что-то слишком уж благостно сидим…

— Хельмут Францевич, — я чуть отодвинул от себя чашку, — как я понимаю, того, что наши предки строили небоскрёб, мало. Нужно ещё, чтобы они здесь работали, когда произошло некое событие. Не подскажете, кстати, какое именно?

— Да, герр директор, — Фриц непроизвольно поименовал Вайсса по-немецки, — я бы тоже хотел это знать.

На наши с Фрицем вопросы первым среагировал Авдеев.

— Об этом говорить было бы неуместно! — Григорий Петрович постарался, чтобы его слова звучали грозно, но не вышло. Вот некоторая растерянность чувствовалась, это да. — Сведения составляют государственную тайну!

— Так мы и не просим предоставлять нам подробные сведения, — усмехнулся я. — Нам будет вполне достаточно просто услышать, что это было.

На Авдеева было жалко смотреть. В его понимании явно всё пошло не так, причём он к этакому повороту оказался не готовым. Странно, конечно, я от него такого не ожидал, но, чего уж там, видеть его растерявшимся и не знающим, что бы ему сейчас сказать и сделать, мне понравилось. Боковым зрением я отметил, что и Маринка довольна неловким положением, в которое попал Григорий Петрович, жаль, сидевшую за ней Наташку я не видел, ей, уверен, это тоже оказалось по вкусу. Зато переведя взгляд направо, я получил настоящее удовольствие, видя, как искренне наслаждается посрамлением Авдеева Хельмут Францевич. Герр директор смотрелся настоящим немцем лета сорок первого, торжествующим и довольным.