— Без пропуска нельзя, — отрезал Александр Карлович. — Были прецеденты, знаете ли. После последнего и были приняты самые строгие меры к посетителям.
Напарник мой с многозначительным видом посмотрел на меня и видимо счёл, что его слова недостаточно меня убедили. И повторил ещё раз для усиления эффекта:
— Самые строгие, понимаете? Могут даже стрелять!
— Нет, в нас стрелять не нужно, — улыбнулся занервничавшему адвокату. — Зачем в нас стрелять? Мы для Империи люди нужные, пригодимся ещё. Поедем же на… На чём, кстати, поедем?
— Так поездом и поедем, — даже как-то растерялся Паньшин от моего вопроса. Откуда ему знать, что я в подобных простейших для других вопросах полный профан? А потом, похоже, вспомнил, что обещал моему отцу за мной приглядывать и засуетился. — Вы обязательно дождитесь моего возвращения и один никуда не выходите. Хорошо, Николай Дмитриевич?
Так я оказался безлошадным на сегодняшний вечер. Это же уму непостижимо — неизвестно сколько времени тратить на поездку туда, а потом ещё добираться каким-то образом обратно…
Стоянку для самолёта решением организаторов шоу и перелёта определили в одной из конюшен ипподрома. В первый момент такое решение меня здорово покоробило (сравнивать самолёт с лошадью), но решил не пороть горячку, а для начала осмотреть предлагаемое помещение.
Это оказалось самое левое здание, если смотреть со стороны города, и самое ближнее к трибунам. И к беговому полю, само собой. Вход просторный, ворота раздвижные, широкие, крылья в проём без проблем и даже с запасом пройдут. Ещё хотел насчёт стойл пошутить, да не стал, о чём потом и не жалел. На самом деле внутри ничего не было, не пахло ни навозом, ни сеном. А вот запах свежей древесины, из которой был собран несущий каркас строения, радовал обоняние приятным смолистым ароматом. И перегородок внутри не оказалось. Одно просторное помещение, разделённое четырьмя столбами-опорами на две равных половины.
— Только крышу успели накрыть, — словно бы извинялся передо мной колобок.
Кстати, что я всё — колобок да колобок, даже имя-отчество не удосужился узнать. И спрашивать как бы уже поздно, столько времени общаемся. А Паньшин тоже проморгал, не представил нас. Догадываюсь, что кто-то из хозяев этого самого ипподрома, иначе чего бы он так суетился и волновался?
Сюда мы и закатили общими с господами полицейскими усилиями мой самолёт. Да и усилия эти, честно сказать, не ахти какие. Нижние полицейские чины больше для повышения собственной значимости щёки надували да пыхтели. На ходу он лёгкий, его только стронуть с места, а дальше он и сам пойдёт. Шучу, конечно, но если двум крепким мужчинам хвост приподнять и придерживать на весу, то дотолкать аппарат до места смогут ещё два человека и не особо запыхаются. Главное, не прорвать при этом обшивку крыльев. А то смотрю, как они пальцами за заднюю кромку крыла хватаются, и сердце каждый раз вздрагивает — а ну как продавят? Им же старание показать нужно, рвение выказать, и силу свою при этом они не соизмеряют. Привыкли, чуть что, кулаком в зубы совать, в нём у них вся правда…
Сюда же вещи наши перенесли и тут же загрузили в багажный отсек. Точнее, носили все, кроме меня, а я укладывал их в одном понятном лишь мне порядке за спинки наших сидений. Замков на дверях, к сожалению, нет, поэтому просто закрыл дверь и уже собрался было уходить, как меня изрядно распорядитель удивил. Принёс колобок бумажную ленту и обычный канцелярский клей, да и заклеил мне обе закрытых двери. И сверху на полоски бумаги свою собственную печатку приложил. Пояснил при этом так:
— Моя конюшня, — оглянулся вокруг с важным видом, скосил глаза на меня. Мол, оценил ли я сказанное?
Сделал вид, что приятно удивился. Он и расцвёл, даже росточком выше стал, продолжил пояснять:
— Мне и отвечать, случись что. Мне тут донесли случаем слухи про ваших недоброжелателей, так я постараюсь подобного в моих владениях не допустить! Вот и насчёт полицейского пригляда распорядился, и помещеньице это невеликое для вашего аэроплана выделил. Под крышей ему всяко лучше будет находиться, чем под открытым небом.
Тут он, конечно, слукавил. Помещеньице огромное. Мой самолётик в нём просто теряется. Поблагодарил, как принято, от всей души и от чистого сердца. По нраву мне такой подход к сохранению моего имущества пришёлся. Даже счёл нужным уведомить:
— На сегодняшнем обеде обязательно поведаю государю о ваших распоряжениях. Если бы все в нашем государстве с таким бережением относились бы к сохранению личной собственности каждого, то какой порядок и процветание у нас был бы!
Что-то я завернул настолько мощное, что не только сам запутался, но и владельца ипподрома запутал. Вон он как растерялся. Стоит, осмысливает сказанное. Или его моё упоминание о Государе так поплющило? Да и ладно.