Небо стоит верности

Партизаны вытаскивают из самолета ящики с патронами.

- Сколько раненых возьмешь? - спрашивают у меня.

- Как все. [22]

- Значит, двоих. Ну где там раненые? Давай!

Один из раненых самостоятельно взбирается на крыло и усаживается в кабину, другому помогают подняться.

Медленно начинается рассвет. Сереет небо, и уже отчетливо просматривается ближний лес. Эх, успеть бы до рассвета пересечь линию фронта.

- От винта!

- Давай! Закручивай!

Мотор вздрагивает, фыркает и начинает ровно бормотать на малом газу.

Поспешность и быстрота - отнюдь не одно и то же. Быстрота, сообразительность, реакция - необходимые качества летчика, поспешность же совершенно противопоказана.

Неделю назад мне стукнуло двадцать один. Всего полтора месяца, как я летчик. На моем счету два десятка боевых вылетов. Я умею взлетать, садиться, умею пилотировать самолет днем и ночью, вслепую. Но означает ли все это зрелость? Нет! Тогда откуда у меня самоуверенность?

Я спешу. С места даю полный газ, самолет начинает двигаться и… Не успеваю опомниться, как он тычется в землю. Вот тебе и на! Разбит воздушный винт, а моя физиономия изрядно поцарапана о приборную доску. Хорошо, хоть раненые не пострадали. Но что же произошло? Ага! Я не учел оттепели, не следил за скоростью. Слишком много нарушений прописных истин. И все это результат моей самоуверенности. Ишь возомнил себя асом!…

Размышляя о случившемся, я брел по глубокому снегу к деревне, на ходу пригоршнями набирая снег и прикладывая его к лицу. Мне было стыдно, и я боялся встретиться со своими спутниками взглядом.

- Не вешай носа, - заметил один из партизан. - Не ты один. Вон и второй самолет сломался. Теперь вам вдвоем веселей будет.

- Ночью-то опять придут ваши, - вступил в разговор второй. - Починишь свою птаху да и улетишь на Большую землю.

Так незаметно за разговорами подошли к деревне, и у первого же дома нос к носу столкнулись с Масловым.

- С приездом!

- Федя!…

- Видал твой цирк! А еще со мной летал. Эх, ты!…

- Но и ты, Федя… Это ведь твой самолет там стоит?

- Радуешься? - Под сухой кожей на скулах Маслова перекатываются тугие желваки. - Не мой это самолет! Оставил [23] меня командир эскадрильи заменить на его самолете винт. Видишь, техник Лыга с ним возится.

- А где же командир? - задал я наивный вопрос.

- Улетел. Не тужи! Сейчас слетаю на базу и привезу тебе винт! Будем еще летать всем чертям назло!

Но летать нам с Федей пришлось не скоро. Неожиданно над лесом появились два «мессера». Их спаренные залпы решили судьбу сначала моего, а потом Фединого самолета. Мы остолбенело смотрим на дымное пламя, на четкие в светлом небе силуэты «мессеров», которые, словно издеваясь, проносятся над деревней, покачивая крыльями.

Втроем мы добирались из партизанского отряда к своим. Этот поход остался в памяти навсегда. В действительности километры всегда длиннее, чем на карте, да если еще прибавить полетное обмундирование летчика. Идем напрямик, обходя деревни и минуя дороги. Сколько идем? Я уже потерял счет дням. В мыслях только одно: надо выйти! Выйти из этого мертвого леса, из этого снега. Какое проклятье этот снег! И нельзя думать о пище. У нас и так мало сил. Вчера вечером мы попытались добыть пищу в деревне, но там оказались немцы. Они послали в нашу сторону несколько очередей из автоматов, но преследовать не стали. И опять мы идем лесом, проваливаясь по пояс в рыхлый снег. Если бы хоть немного поесть!… Все чаще и чаще падает Федор. Но остановиться нельзя. Надо идти. В лесу смерть. А в этой деревне? Решили дождаться вечера, в сумерках подойдем ближе.

В деревне оказались свои. Вскоре нам удалось отправить за линию фронта Федора. Он был совсем плох. Полковник, начальник авиации, обещает вскоре отправить и нас, если прилетят самолеты, а до этого он вызвал меня к себе.

- Боюсь, немцы засекли нашу площадку для самолетов. Как бы не накрыли артиллерией, - говорит полковник. - Взгляни на карту. Вот между деревней и лесом большое поле. Определи, пригодно оно для посадки самолетов? Если пригодно, дам бойцов, к вечеру организуешь старт. Последним самолетом улетишь вместе с своим техником.

- Есть!

* * *

Погожее солнечное утро, легкий скрип снега под унтами. Мы сыты, в карманах, про запас, увесистые бутерброды. От успешного выполнения порученного нам дела зависит отлет за линию фронта, на Большую землю, в полк. Есть чему радоваться. [24] Кажется, все испытания уже позади и все надежды вот-вот исполнятся. Осмотрим площадку, разобьем старт и - даже не верится! - ночью мы дома!

- Что там на дороге? - спрашивает Лыга, возвращая меня к действительности.

- Танк!

- Эх, на полчасика попозже - не шлепать бы пешком обратно.

- Кажется, нам уже никуда не придется шлепать… Это немецкий танк!…

Я торопливо шарю в карманах комбинезона: у меня есть граната-«лимонка», подаренная техником-оружейником Кильштоком. Но пальцы натыкаются на бутерброды. Я вытаскиваю их из кармана и швыряю в снег. Вот и граната! Я сжимаю ребристый кругляк в ладони.

Лыга подбирает бутерброд, сдувает с него снег и протягивает мне:

- Что главное в обороне? Харч. Садись лопай.

- Ошалел?!