Небо и земля. Том 1

Пришли женщины на набережную, а там машина. Как Зоимэль рассказывала — большая бочка на колесах, и шланг от нее опущен в воду, вернее, заброшен на большую глубину. И подергивается — всасывает, значит.

Несколько даганнов стоят, наблюдают за процессом и переговариваются. Тут один из них, отдав автомат товарищу, скинул одежду и, разбежавшись, нырнул щучкой. Нет, ушел под воду красиво и без брызг. И как не испугался? Пусть речка неширока, зато достаточно глубокая. Несмотря на ровное течение, встречаются опасные омуты.

Примеру смельчака последовали трое сотоварищей. А оставшиеся на набережной даганны посмеивались и подшучивали над осенними купальщиками. Айями поежилась. Как-никак октябрь на дворе, и температура воды, в лучшем случае, градусов десять. Или ниже.

Вскоре вылезли ныряльщики на берег, в черных подштанниках, прилипших к телу и с легким шлейфом парка от мокрых тел. Попрыгали, вытряхивая воду из ушей. Айями невольно сглотнула. Только сейчас она заметила, что завороженно смотрит на происходящее, впрочем, как и другие женщины на набережной. Даганны одевались, шумно переговариваясь и смеясь, а перед глазами Айями стояли перекатывающиеся мышцы под смуглой кожей и широкие плечи. Разве ж можно победить такую махину? Нужно быть полным… нужно быть сумасшедшим, чтобы пойти войной на даганских медведей.

Хоть и смутилась Айями, поймав себя на том, что разглядывает полуголых мужчин, а заметила, что пловцы разрисованы темной краской, которая не смылась водой. На спинах и на предплечьях — затейливые рисунки и узоры. Один из даганнов, одеваясь, повернулся боком, и Айями увидела оскаленную пасть льва на лопатках. Натуралистично и страшно. Вот они, отзвуки дикости, прикрытой маской цивилизованности. Наверное, это религиозный тотем, означающий, что владелец хочет быть похожим на царя зверей. Или считает себя хищником, завоевателем. Амидарейцы не раскрашивают тела краской. А зачем? Разве что женщины пользуются косметикой.

— Туземцы и есть туземцы, — пробормотала Эммалиэ, которую тоже впечатлила нательная живопись.

О назначении рисунков Айями спросила у Имара. Промямлила нечто невнятное, потупившись смущенно. И ведь не собиралась расспрашивать, а любопытство подзуживало.

Он рассмеялся.

— Это клановые татуировки. Наносить их или нет — дело добровольное. Хотя в некоторых кланах процедура считается обязательной.

— И у вас есть? — поинтересовалась Айями робко.

— И у меня. Вот здесь, — ответил весело Имар и похлопал по плечу.

— А какая? Если вам запрещено раскрывать тайну, то не говорите, — сказала она поспешно.

— Почему же? — улыбнулся Имар. — Мой знак — саблезубый тигр. Вам интересно, Аама, или спрашиваете из вежливости?

— Мне очень интересно, — заверила она серьезно.

— И не смешно?

— Вовсе нет. Разве могут быть смешными многовековые традиции?

Имар посмотрел задумчиво и промолчал.

— Получается, у всех даганнов… мужчин, — поправилась Айями, — есть татуировки?

— Клановые знаки, — уточнил он. — Да, их наносят, когда мальчик, взрослея, становится мужчиной. Хотя в некоторых кланах и женщины не отказываются от этой традиции.

— Должно быть, это больно, — протянула Айями, впечатлившись небольшим экскурсом в даганскую жизнь.

— Терпимо, — хмыкнул Имар.

Неожиданное открытие о клановых знаках стало для Айями чем-то вроде загадки для ума и фантазии. Глядя на каждого встречного даганна, она представляла, какая у того татуировка. И волей-неволей фантазии приползли к A'Вечу. Что за напасть? Тогда, в кабинете музыки, одеваясь, он не отворачивался от Айями. А значит, его клановый знак — на спине. Что там? Питон с кольцами? Дракон? Ястреб?

Тьфу, можно подумать, больше не о чем ломать голову. Нужно выучить новую порцию технических терминов. А для A'Веча пожелание — утонуть в каком-нибудь болоте вместе с машиной, и поскорее. Лучше бы сегодня.

Теперь, постоянно сталкиваясь и общаясь с чужаками, Айями день ото дня узнавала о них что-нибудь новое, и прежние представления о даганнах рассыпались как шаткая пирамидка из карт. Это такие же люди, ходящие на двух ногах и с пятью пальцами на каждой руке. И они не глупее амидарейцев. Грубые, правда. Мужчины жесткие, прямолинейные и толстокожие. А даганки, наверное, ничем не отличаются от амидарейских женщин. Тоже выходят замуж, растят детей и поглядывают в сторону Полиамских гор, ожидая возвращения любимых. И проклинают гиблую страну Амидарею, не отпускающую мужей, хотя война окончилась. Наверняка у Имара осталась жена в Даганнии. И дети есть. А'Веча тоже кто-то ждет дома…

Опять мысли не о том. Все святые, о чем Айями думает? В последнее время она не вспоминает о Микасе. Легкомысленная дрянь. Прежде всего, даганны — враги и они выжимают из побежденной страны всё, что можно выжать. А Микас погиб зазря за фальшивые идеалы. Возможно, его убил Имар. Или А'Веч. В грудь и навылет.

До позднего вечера Айями простояла перед образами, истово молясь, и Эммалиэ встревожилась: что произошло? Ничего особенного. Ветреная жена забыла о клятвах верности мужу, забыла о первой любви и теперь награждает себя мысленными оплеухами.