Небо и земля. Том 1

— Кто бы это мог быть? — задумалась вслух Айями, и он воззрился удивленно.

— Вы не догадались?

Она ответила недоумевающим взглядом.

— Я понимаю, вам трудно признать и принять, но логика проста. Это сделали те, кто не согласился с поражением в войне.

— Неправда! — воскликнула Айями. — Чтобы свои и своих же? Не верю!

— Спросите у выживших детей, на каком языке разговаривали убийцы.

— Все святые! — Айями спрятала лицо в ладонях. Рассудок отказывался признавать услышанное. Ужасы войны миновали городок, но её отзвуки оказались более чем красноречивыми. — Что станет с детьми?

— Их перенаправят в Даганнию, — ответил Имар и добавил, заметив, что Айями побледнела: — Уверяю, мы не вспарываем жертвам животы на алтарях и не съедаем бьющиеся сердца.

Она с трудом справилась с тошнотой.

— Война закончилась, а невинные гибнут. И ради чего? Нужно думать не о мести, а о том, как пережить зиму. Не рушить созданное, а объединяться и возводить заново.

— Вы говорите удивительно правильные вещи. Пожалуй, зря мы держим население в неведении, — сказал задумчиво Имар. — Узнав о случившемся, люди сделают соответствующие выводы. Спасибо, Аама. Вы натолкнули меня на отличную мысль.

Спустя несколько дней на улицах города появились плакаты с картинками, запечатлевшими сгоревший хутор. Сухая констатация фактов и грамотно сформулированные лозунги. "Зверства продолжаются, хотя война окончена. Её ведут под покровом ночи трусы, которые боятся сразиться в честном бою, предпочитая издеваться над мирными гражданами". Плакаты регулярно сдирали — в тех местах, куда не доходил свет даганских фонарей, но победители с настойчивостью и упорством клеили афиши заново. Чтобы амидарейцы признали неприглядную и постыдную правду.

16

Чужаки протянули телефонный кабель, связав административные здания и железнодорожную станцию меж собой. А с переговорного пункта дозванивались до других городов, где дислоцировались даганские части и гарнизоны. А еще у военных появилась рация. Большие черные пеналы с антеннами — Айями увидела из окна.

Однажды в ратуше наметилось оживление. В руки к оккупантам попали схемы минных полей, устроенных амидарейскими войсками. Толстый портфель с кальками, и даганны несказанно обрадовались трофею. Айями случайно ухватила обрывок возбужденного разговора, зайдя в комнату к инженерам. Еще бы, без схем победители провозились бы втрое дольше, а с ними управятся гораздо быстрее. В частности, возьмутся за исследование фабричных руин, к которым так и не удалось подступиться. Имар не раз спрашивал о том, что производили на фабрике, и Айями отвечала: текстиль и одежду. И всё равно он не верил. Пусть проверяет на здоровье. Одно радовало Айями — то, что А'Веч принимал непосредственное участие в организации обезвреживания мин.

— Сапёр ошибается один раз, — подшучивали даганны. А'Веч, конечно, не рядовой исполнитель, а руководитель, офицер и находится в стороне от поля боевых действий, под шатром, отдавая приказы как полководец. Его ни одна мина не возьмет. "А вдруг подорвется?" — задумалась Айями. А и пусть бы. Ей же будет легче дышать и работать.

Разминирование территории близ фабрики завершилось в рекордные сроки. Пару раз, правда, жахнуло, сотрясши в городе окна, но стекла остались целыми, а несколько солдат получили осколочные ранения. Торопясь успеть до морозов, на расчистку завалов перебросили всех заключенных. Под руинами фабрики победители рассчитывали найти нечто важное и особо секретное.

Даганны были не просто победителями, оккупантами и военными. Они были людьми с чуждым менталитетом и совершали необъяснимые, пугающие поступки.

Например, в начале октября могли запросто искупаться в речке.

Однажды в воскресный день Айями отправилась за водой вместе с дочкой и Эммалиэ. А что, тепло и безветренно, когда еще погожая погодка выдастся? Прихватили тележку с бидоном и пошли. По делу и заодно погулять. Не спеша.

Сытость делает жизнь размеренной. Благодаря работе переводчика у Люнечки появилось теплое осеннее пальтишко, а шубка с кроличьей шапкой дожидаются зимы. Со следующей получки и сапожки появятся. Правда, вещи поношенные, но добротные, на вырост. Да и Люня покрепчала. Сошла нездоровая бледность и дистрофичная худоба, на щеках проглядывает легкий румянчик. И смеется звонко, бегая по набережной и вороша ногами опавшие листья.

— Мам, смотьи! — подкинула вверх, осыпав себя желто-красным дождем.

На смех оборачиваются женщины — некоторые с завистью, некоторые устало, некоторые сердито. Оно и понятно, не у всех дети бегают радостно и беззаботно. Айями опустила бы глаза, прячась от укоряющих взглядов, но ей нечего стыдится. Она выцарапала честную работу и держится за неё руками и ногами. Вот если бы Айями не взяли переводчицей, пришлось бы делать выбор: собираться повторно в клуб, согласиться на предложение А'Веча, сделанное однажды в машине, или… завербоваться на работу в Даганнию.