Небо для смелых

— У стеклодува рот занят, а у тебя он не закрывается. Иди на «Телефонику» [ «Телефоника» — так называлась среди добровольцев Центральная телефонная станция — самое высокое здание Мадрида, где на верхнем этаже был оборудован наблюдательный пункт ВВС и артиллерии], там тебе цены не будет.

Но сегодня Сервандо задавать вопросы не будет. Он понял, наступило время, когда генерал Хосе и камарада Соня должны поговорить между собой, и чтобы никто им не мешал. Он не огорчен, что нужно воздержаться от интересных вопросов. Он даже гордится тем, что причастен к вспыхнувшей любви между двумя хорошими людьми. Слушая их тихую непонятную речь, Сервандо мечтает о том, как поженятся здесь генерал Хосе и камарада Соня, а он повезет их венчаться в церковь и от того будет не менее счастлив, чем они.

* * *

Первые успехи Народной армии под Брунете не были использованы высшим испанским командованием для развития наступления. Спустя 20 дней ожесточенных боев франкисты ликвидировали угрозу на Центральном фронте и вновь перешли в наступление на Северном фронте. Чтобы облегчить положение на севере, решено было провести отвлекающую операцию на Арагонском фронте. В этой операции получала боевое крещение бобруйская эскадрилья под командованием Александра Гусева, и Птухин особенно волновался, когда его «орёлики» уходили на сопровождение легких бомбардировщиков. Сделав несколько вылетов, эскадрилья уже успела открыть счет сбитым самолетам противника, и командование доверило ей более сложную задачу — прикрытие сухопутных войск…

Это был первый вылет эскадрильи Гусева на прикрытие сухопутных войск, первый тяжелый групповой воздушный бой. Теперь Птухин ехал к Гусеву на разбор этого боя, который проходил на глазах у него и Агальцова. В голове Евгения Саввича назойливо стояли десятки вопросов. Почему так начался воздушный бой? Почему Гусев первым ринулся в атаку? Почему мигом рассыпалась эскадрилья? Сколько этих «почему»! Еще в Валенсии, перед началом Сарагосской операции, он многократно повторял всем командирам эскадрилий: «Первыми в бой не ввязываться. Ваша задача — прикрывать войска от бомбардировок. Слишком у нас мало самолетов, чтобы вести бой ради боя. Для нас это непозволительная роскошь. Главное — осмотрительность! Держаться зубами за ведущего!» Все забыто! Как будто никогда об этом не слышали. Вот и исход боя — трое сбиты. Ильин и Базаров приземлились благополучно, а Микулович… Птухин вспомнил тихого, застенчивого Андрея Микуловича, светловолосого белорусского парня. Хороший был летчик. «Здесь и моя вина. Гусев молод, горяч. Сначала нужно было в воздух поднять «старых», например серовских. Они бы не клюнули на первую попавшуюся группу «фиатов», чтобы потом оказаться в западне. Как хорошо это было видно с земли! Если бы радио! Хотя бы на самолетах ведущих групп! Сколько из-за этого потерь! И будут еще». Соня говорила ему потом, что он временами кричал на своем наблюдательном пункте: «Гусев, смотри справа!» И еще кому-то: «Оглянись, марала!»

Разбор затянулся на три часа. Птухин поднимал каждого, подробно спрашивал, что видел, как маневрировал, как стрелял. Виновных тут же награждал обидными «титулами». Агальцов морщился, иногда вставляя: «Ну, ты уж перегнул!» Но ни у кого из «гусевцев» не появилось на лице выражение недовольства. Птухин для них и дома и здесь оставался не только командиром, но и самым близким другом.

Остаток ночи они провели в дороге до Мадрида. Утомленные дневной жарой, напряжением прошедшего боя и дорогой, все молча, безвольно мотались на сиденьях в такт раскачиванию автомобиля.

— Нет, так нельзя. Сервандо тоже не железный, заснет, честное слово, заснет, — взбодрился Птухин. — Мартин, давай петь.

И тихо, басовито затянул: «Степь да степь кругом…»

Соня прислушалась к голосу Птухина. Ей нравится его пение. Ей теперь нравится все, что связано с ним…

* * *

Всего несколько месяцев работают бок о бок Сиснерос и Птухин, а уже привыкли и понимают друг друга, словно служили вместе не один год. Быстро сами собой сложились взаимное уважение и даже какая-то сдержанная мужская привязанность, основой которой оба считали преданность авиации.

Питая глубокую симпатию и доверие к генералу Хосе, Сиснерос безоговорочно принимал все, что предлагал его русский советник и друг. По темпераменту и внешности совершенный антипод Птухину, Сиснерос восхищался твердостью его характера, глубиной и оперативностью мышления.

Давно хотелось Сиснеросу пригласить Птухина домой поговорить о жизни, выпить по чашечке кофе. Да все мешали боевые действия. Сегодня они оба по делам оказались в Валенсии, и Игнасио решил этот вечер провести вместе со своим другом.

— Сеньорита Соня, переведите Хосе, что моя жена и я приглашаем вас вечером к себе на чашку кофе.