Небо для смелых

9 июля Птухину показался самым тяжелым днем жизни. Прямо над головой появилась тройка наших «катюш» [ «Катюша» — так в Испании назывался наш самолет-бомбардировщик СБ] и звено сопровождавших их И-16. Внезапно с принижением на них ринулась шестерка «фиатов». Наши приняли бой. Через считанные минуты со стороны противника появился еще десяток самолетов. Птухин срочно вызвал три звена с ближайшего аэродрома. К тому моменту, когда они подошли, «воздушная карусель» катастрофически разрослась. Теперь на 12 наших Птухин насчитал 50 истребителей противника. Вой моторов смешался с непрекращающимся треском пулеметов. Трудно было уследить, сколько самолетов противника гоняется за каждым нашим и за каким «фиатом» охотится каждый наш летчик. Где-то минут через тридцать, подловив зависший на полуперевороте истребитель противника, наш летчик короткой очередью свалил первого фашиста. Объятый пламенем «фиат» не ускользнул из внимания всей массы летчиков, придав нашим уверенность, а фашистам смятение. Тотчас несколько самолетов противника штопором стали выходить из боя. Вскоре еще за одним «фиатом» потянулся дымный след. Это послужило окончательным сигналом к бегству мятежников. Трудно было поверить своим глазам, что наши вышли из боя невредимыми. Все, кто на КП наблюдал бой, с восхищением смотрели на авиационных представителей, словно это они только что продемонстрировали в воздухе пример стойкости и героизма. Потом Птухин узнал, что, прекратив перестрелку, этот бой наблюдали солдаты республиканских войск и мятежников.

Поздним вечером Птухин, как всегда, сидя за столом на КП, подсчитал оставшиеся боеготовные самолеты. Общее число неисправных и сбитых самолетов катастрофически росло день ото дня. Мозг неустанно сверлила мысль: где выход? Евгений Саввич машинально уже в который раз обводил роковую цифру.

Когда кто-то вошел и остановился за его спиной, на листке рядом со словами: «Где выход?» — уже была написана фамилия «Прачик». Евгений Саввич верил в способности своего «технического доктора». И «исцеление» большого числа подбитых и неисправных самолетов связывал сейчас только с Прачиком.

Птухин обернулся и увидел перед собой Ивана Андреевича Прачика, который терпеливо ждал.

— Иван, ты всегда появляешься, когда мне очень нужна твоя помощь…

— Евгений Саввич, — Прачик еще не привык называть своего командира по-испански Хосе, — хочу показать вам список истребителей и бомбардировщиков, которые придется списать. Самолет Боброва — двадцать девять пробоин, Герасимова — восемьдесят, Яркового…

— Постой, не трудись. Я и сам могу продолжить этот список. Ты мне лучше расскажи, как можно их восстановить. Я ведь надеюсь на твои способности. Ты уж поколдуй над ними. Выручай. Слышал, что твой ПАРМ [ПАРМ — подвижная авиаремонтная мастерская] испанцы называют мастерской золотых дел. Держи марку. Ты же бобруйский!..

Птухин говорил и видел, как Прачик медленно складывал в четверть свой листок и машинально рвал пополам. Это значило, что списанные самолеты будут летать. Будут!

Летчики поднимались в воздух по пять-семь раз в день. Летали на пределе возможного. С таким напряжением истребители здесь еще не воевали. Но как его уменьшить, если самолетов И-16 осталось 43, а И-15 — 27! И есть уже потери не только в самолетах, но и в людях.

Теперь Птухин с Агальцовым оценивают состояние летчиков по новым критериям: продолжает ли шутить весельчак Антонов, не угас ли бойцовский темперамент Анатолия Серова? Раньше были другие показатели: аппетит, внешность. Теперь не до этого.

В разгар Брунетской операции мятежники активизировали действия на Северном фронте. Птухин принял «305», хотя помощь истребителями считал как самоампутацию без наркоза. Кроме того, сама переброска истребителей на север через территорию противника более чем на 400 километров была серьезной операцией. Трудно гарантировать, что, выполняя полет на большой высоте, истребители не собьются с курса, особенно при облачности, и тогда… Не хотелось думать, что могло произойти тогда…

На аэродроме Алькала де Энарес Птухин крепко обнял каждого летчика группы Ухова, улетавших на Северный фронт. Каждому сказал напутственное слово: одному громко, другому почти шепотом, кого подбодрил, кого пожурил. Потом долго стоял на старте, пока не скрылись истребители в бездонной синеве утреннего неба. Птухин знал, что республиканский телефон — слуга двух господ и наши летчики еще не успеют сесть, а в штабе авиации мятежников уже об этом будет известно.