На полукруглой площадке перед входом в Дом культуры и на парадной лестнице под тонкими и стройными колоннами толпился народ. Юноши с бронзовыми лицами и сине-черными вьющимися волосами в модных курточках и пестрых пиджаках. Девушки, выглядевшие несколько скромнее, в легких светлых пальто и туфельках на высоких каблучках… Худощавый старик с длинной шеей и маленьким, как усохший грецкий орех, личиком под огромной грязно-бурой папахой… Женщины в ярких халатах, в оранжевых, синих или черных — с розами — платках на плечах… Временами, как волна, набегал запах сильных духов. Смешавшись с толпой, Айгюль поддалась праздничному настроению и, неторопливо прогуливаясь, оглядывалась по сторонам.
Тойджана еще не было видно. Айгюль раскланивалась поминутно — в своем городе всех знаешь и все тебя примечают. Рукой помахал знакомый дизелист, — когда-то вместе отдыхали в Кисловодске. На минуту задержалась, рассказывая о своих семейных горестях, худенькая женщина с глубоко запавшими глазками, в заграничном вязаном голубом костюме; она работала электрообмотчицей, звали ее Огультач. Муж хочет, чтобы она оставила работу, это его, конечно, подбивает свекровь… Прошел начальник каротажной партии — корректный седой ленинградец, о котором идет молва как о страстном любителе покера и танцев; за долгие годы работы в Небит-Даге он посмуглел и стал похож на южанина. Он любезно раскланялся с Айгюль… Прошествовал, размахивая ручками, смешной Тихомиров из Туркменского филиала НИИ со своей всегда улыбающейся редкозубой супругой и целым выводком малышей.
Где же Тойджан? Девушке становилось не по себе. В толпе много знакомых, и, должно быть, все замечают ее одиночество, шепчутся за спиной: «Кого это Айгюль Човдурова ждет так долго?»
Все-таки очень странно, что Тойджан не пришел раньше. А она торопилась… С завистью поглядывая на прогуливающиеся пары, она заметила и Нурджана с Ольгой. В зеленом платье, резко оттенявшем ее золотые волосы, Оля Сафронова была очень хороша, весело болтала со своим спутником, размахивая зеленой сумочкой. А оператор — мечтательный нежный мальчик с родинкой — был просто неузнаваем в синем костюме, светлом галстуке и в начищенных до зеркального блеска туфлях. Айгюль вспомнила, как они сегодня сидели на подоконнике в красном уголке во время разнарядки и глядели друг на друга влюбленными глазами… «Вот она — нефть, — немного торжественно, под стать этой минуте общего возбуждения, подумала Айгюль. — Говорят, она пачкает. Ничего подобного — она очищает! И душу и мысли очищает, делает чистыми как алмаз! Они любят друг друга и, конечно, не решаются говорить о любви. И долго еще не решатся, чтобы не спугнуть свое чувство…»
Мысли перекликаются на расстоянии — Нурджан с Ольгой тоже говорили о том, что, глядя сейчас на Айгюль, нельзя подумать, что эта девушка весь день в своем кителе и брюках бродит между качалками и вышками, не боясь ни ржавого железа, ни мазута. Но Айгюль вдруг испугалась, что операторы подтрунивают над ней, и быстро повернула в сторону.
Площадь заметно опустела, а Тойджан не показывался. Айгюль начала всерьез беспокоиться. Что, если со своей бешеной ездой на мотоцикле он налетел на кого-нибудь или лежит в кювете с разбитой головой? Или на буровой случилась беда? Вспомнились мамины предостережения, и мысли пошли, побежали совсем в другом направлении. Может, Тойджан просто не уважает ее?.. Услышал какие-нибудь небылицы про ее отношения с Керимом и решил, что можно не стесняться…
— Вот кого давно не видел! — раздался неприятно знакомый голос.
Айгюль подняла голову. Перед ней стоял Ханык Дурдыев, работник отдела технического снабжения треста бурения. Вертлявый, с дергающимся личиком и вечно плаксивой улыбкой, которая казалась ему неотразимой, он был щегольски одет, специально для театра — в охотничьей куртке со множеством больших и маленьких карманов и в голубых брюках «дудочкой». «Думает, что похож на актера, а на самом деле годится только в официанты», — сурово оценила Айгюль и вдруг с необыкновенной ясностью поняла, почему этот приволакивающийся за ней человек так ей несимпатичен: он всегда старается казаться не тем, кем был на самом деле.
— Что вы тут делаете в одиночестве? — продолжал Дурдыев, готовясь взять ее под руку.
Вот наконец она услышала то, что так боялась услышать! Но, несмотря на полную непринужденность Дурдыева, этот вопрос прозвучал так глупо, что девушке стало смешно, а не стыдно, и она, отвернувшись, ответила:
— Как ни странно, собираюсь смотреть балет. А вы поторапливайтесь — опоздаете.
Прозвенел второй звонок. Заметно прибавляли шагу подходившие к театру. Айгюль видела, как, озираясь по сторонам, поднимался по лестнице ее вертлявый поклонник.
Выждав еще минуту, она решительно направилась в зал.