Небесное испытание

– Чего ты хочешь? – прямо спросила она его тогда. Холодная, блестящая, несгибаемая, как княжеский клинок. Горхон тоже не стал церемониться и объяснил это ей грубо и недвусмысленно. Что он с ней хочет сделать. И где.

Как он и ожидал, первую атаку княжна выдержала достойно. Смерила его взглядом, тонко усмехнулась и удалилась, ни слова не сказав. Горхон не торопился. Ему нравилось дразнить ее. Умело манипулируя Ригванапади, которому он внушил мысль, что Ицхаль, напротив, следует приблизить к себе, чтобы отбить у заговорщиков охоту обращаться к ней, Горхон получил великолепную возможность наблюдать за ее скрытой яростью. Давно он уже не получал такого изысканного интеллектуального наслаждения. Ригванапади, раз за разом вызывая ее во дворец, сам толком не знал, о чем же с ней разговаривать, и эту функцию взял на себя Горхон – жрец вполне владел искусством сплести тонкую паутину из вроде бы случайно оброненных слов, полунамеков, полуугроз, чтобы даже совершенно непричастный человек почувствовал бы себя в опасности. Что же говорить о ней, с самого детства привыкшей опасаться предательства?

Ее выдержка была великолепна. Горхон даже не знал, что больше ему нравится – дразнить ее или ею любоваться. Он испытывал возбуждение особого рода, точно охотник, который подкрадывается к особой, редкой и опасной добыче. Шутить с княжной Ургаха и считать, что все обойдется, право, было бы неразумно. Но привкус опасности щекотал нервы почище, чем танцы молоденьких рабынь.

Потом она как будто успокоилась. Смирилась. Ушла в себя, отвечала односложно, глядя прямо сквозь него. Это тоже способ защиты в числе прочего. Горхон почувствовал, что удовольствие ускользает от него, и решил перейти к действиям. Он попросту пришел к ней, взобравшись по балкону, мимо всех ее прислужниц. Как-никак, тренировки оставляли его тело достаточно сильным для такого мальчишества.

Ицхаль не сопротивлялась. Ему хотелось увидеть следы страсти на ее лице, но оно было холодным и спокойным. Это злило его.

Кроме своих любовных дел, он в эту весну еще много чем занимался. По очереди наведался ко всем главам основных школ. И даже нескольких второстепенных. Бросал намеки. Смотрел на реакцию. Ощупывал комнаты хищным взглядом. Но никакого следа того, что он искал, не находилось. Оставалось немного: с помощью Ицхаль или без нее проникнуть в закрома школы Гарда. Так что его интерес в любом случае удваивался.

Кроме всего прочего, князь требовал все больше внимания. Приходилось часами заседать с ним, выслушивая донесения шпионов, а они были тревожными: действительно что-то происходило в северных степях, и это что-то не походило на привычные склоки между родами или набеги ради табуна кобылиц. В числе других тревожащих вестей были и донесения о двух белоголовых чужаках, подбивающих к войне.

Князь волновался. Тогда они с Горхоном вспомнили о дипломатических играх со Срединной империей, которые вели годами. Опираясь на неосторожные слова предыдущего послания императора, они составили свое и отослали его. Если действительно северные варвары объединятся (что маловероятно, но такую возможность не следует исключать полностью), сил Ургаха может оказаться недостаточно. Император не пошлет им сюда большую армию – его силы распылены незакончившейся войной на юге, а если пришлет небольшой отряд, его можно будет использовать на передовой, не тратя собственные ресурсы.

Над Ургахом повисала атмосфера грядущей войны. Войны победоносной. Ригванапади усилил караулы и сторожевые и сигнальные башни на границах. Курьеры засновали туда-сюда, передавая донесения об укреплении окраинных крепостей. Заказ на оружие вырос втрое. Проводились смотры. Монахи боевых школ высылались в гарнизоны для обучения.

Ургах скалил зубы, точно медведь, которого нечаянно пробудили из зимней спячки. Горхон в этой неожиданной суете и сам чувствовал, как в нем возрождается забытое удовольствие жить, словно он вдруг стал просыпаться от долгого мутного сна. А тут еще эта пикантная интрижка с княжной… Ее убьют позорной и мучительной смертью, если узнают. Жриц, нарушивших обет, подвешивали в клетке на центральной площади умирать от голода и жажды – страшная смерть и вовсе немилосердная, однако одна из самых распространенных казней для духовных лиц ввиду запрета на их прямое убийство. Она пошла на это ради безопасности своего потерянного сына. Конечно. На это он и рассчитывал. Он чувствовал бурлящие в ней чувства, словно проблеск лавы в спящем вулкане. Это завораживало.

– Хотелось бы побольше… гм… нежности, княжна, – промурлыкал он ехидно. – В конце концов, ты столь долго… воздерживалась.

Ноздри Ицхаль слегка дрогнули.

– Полагаю, нежность ты найдешь у своих шлюх, – невозмутимо сказала она. – Мне пока незачем притворяться.

– Конечно, нет! – Горхон улыбался. – Ведь, я надеюсь, интерес у нас обоюдный.

Ицхаль одарила его взглядом, способным расплавить стену.

Горхон ухмыльнулся совершенно не похожей на него улыбкой. Его все это определенно… бодрит.