Небесное испытание

Однако интересы дела были важнее, и он немедленно мысленно оправдал судью, объяснив его странное поведение долгой и трудной дорогой. На вопрос, какие указания соблаговолит дать господин судья, тот остренько глянул на всех окружающих и тихо пожелал завтра к утру увидеть в этом зале всех имеющихся свидетелей. Включая женщин и детей.

Господин Хаги пообещал все наладить в лучшем виде и мысленно перевел дух: чем больше провозится со свидетелями судья, тем меньше у него останется времени на все остальное.

– Да будет позволено мне спросить нашего высокого гостя, сколь долго он будет радовать нас своим присутствием? – осторожно спросил господин Хаги.

– Сколько будет нужно, – улыбнулся человечек, и господин Хаги увидел, что он вдруг стал похож на хорька: узкие губы раздвинулись в хищной улыбке, абсолютно непроницаемые глаза довольно зажмурились. «Ему доставляет удовольствие причинять боль», – подумал Хаги. Он окончательно понял, что перед ним опасный противник, если судья таковым быть захочет. Поэтому господин Хаги излился в цветистых пожеланиях для скорейшего расследования и высказал скромную надежду, что высокочтимый судья, устав от многотрудных дел, в одни из вечеров посетит незатейливый кров господина Хаги, дабы разделить восторг от цветения пионов – лучших в этой части Срединной, как он добавил не без оснований.

Судья Хэ интереса к пионам не выказал, но приглашение милостиво принял, скоренько скушал наполненную жареным риском пиалу, кивнул своему похожему на журавля секретарю и дал понять, что утомился и желал бы отдохнуть. Поскольку еще даже не стемнело, господин Хаги был огорчен и озадачен столь постыдной поспешностью, но – вот в такие моменты и проявляется истинная предусмотрительность – покои для судьи и его свиты были приготовлены еще в прошлом месяце, ежедневно убирались и проветривались, в бане всегда тлели угли и грелась вода. А посему гостям, которые только начали входить во вкус, пришлось неловко откланиваться, так как самого дорогого гостя, согласно этикету, следовало провожать последним. Многие так и ушли несолоно хлебавши, а у некоторых господин Хаги увидел завернутые в рукава халата крохотные пирожки с креветками и копченые лягушачьи лапки. Это его рассмешило так, что он еле смог достойно проводить высокого гостя, распахивая перед ним новенькие бумажные ширмы, показывая обширную баню с целебными травами и хорошеньких девочек-массажисток.

Жаль, он-то планировал после официальной части продолжить беседу с гостем здесь, даже припас для этого певицу и флейтиста. Пришлось приказать им удалиться и убраться самому, так как господин Хэ выказывал все большее нетерпение остаться одному.

Расстроенный, господин Хаги вернулся в пиршественную залу, наблюдая горы несъеденной снеди. Он остановил знаками слугу, убиравшего удивительно полный кувшин вина с того места, где сидел судья. Это цветочное было воистину дивным, и он чуть не разорился, купив его в таком количестве к такому случаю, так почему бы не насладиться? Ведь цветочное вино такое нежное, что долго не живет и быстро выдыхается, в отличие от сливового с его более насыщенным и грубым ароматом.

Налив себе полную пиалу по примеру судьи Хэ, господин Хаги осушил ее залпом, доставив себе несказанное удовольствие от такого транжирства. С хрустом опустив в рот пирожок, он принялся размышлять, что же ему удалось узнать полезного о судье Хэ. К сожалению, оказалось, что почти ничего, и это сильно настораживало, поскольку все известные господину Хаги люди как-то да обнаруживали себя и свои чувства. Судья Хэ не попался ни в одну из расставленных ему за этот вечер многочисленных ловушек. Он не отреагировал на лесть мельчайшими подрагиваниями ноздрей, не впал в гнев от нескольких двусмысленных фраз, произнесенных по приказу Хаги его заместителем, не принял намеки на возможность неплохо провести время с лучшей из квартала танцовщиц, – короче, не выказал никаких человеческих слабостей.

А это было воистину странно в подлунном мире, где век человеческий короток и полон печалей.

Господин Хаги осушил до дна еще одну пиалу и все-таки позвал певицу. Он в конце концов уже заплатил вперед. Правда, он не дал ей даже настроить инструмент. Выгнав из залы немало удивленного флейтиста, он совершенно неизящно задрал на певице ее платье модного оранжевого цвета, завязанное зеленым поясом, и овладел ею прямо на столе. Испуганная, растерянная, она пыталась сопротивляться, растеряв всю свою манерность. Под гримом проступило вовсе немолодое лицо, что напомнило господину Хаги последний визит жены. Он закончил быстрыми, резкими движениями и знаком велел женщине убираться. В конце концов, ей за это платят, и свое время она отработала быстрее, чем сама ожидала.