– Вижу, Вашей деспотичности нет предела… отец, – в последнее слово было вложено столько скрытой ненависти и презрения, что одна из рук Доминика дрогнула, и Томас тут же потянул на себя невидимые путы, и левая рука тут же соскользнула с крючка, освобождаясь.
Но в тоже мгновение кинжал пронзил его левое плечо насквозь, и Доминик снова смог подавить уже раненную волю, пригвоздив руку обратно на прежнее место. Мой вскрик отскочил от стен клятвенной залы и пронесся по всем углам. Алан и Лея замерли точно статуи, любой их порыв мог спровоцировать смертельный исход.
– Caelum, audite!/Да услышат, Небеса! – Томас заговорил, и я снова взглянула на него. Мои глаза приковала кровь, сочившаяся из-под рукояти кинжала. Она растекалась по его светлой рубашке кровавым пятном.
Лукас, метнувший кинжал, подошел вплотную и одним движением рук разорвал края рубашки и обнажил грудь и раненное плечо.
– Перестаньте, прошу Вас, – попыталась я образумить их, слезы уже стекали по моим щекам, страх и тревога за жизнь Томаса буквально затмила меня. Я была готова на все, лишь бы это прекратилось, лишь бы кошмар, в который я попала, не был частью моей жизнью. К таким испытаниям я не готова.
– Скоро все закончится, куколка, – сладко пропел Лукас и ухватился на рукоять кинжала, с силой выдернув его. Томас издал наполненный болью рык, но сам крик сдержал, – Грегорай многое упускает, но, черт возьми, он будет доволен.
– Trado me virtus mea, et mea voluntas est oculus tuus/Вверяю свою силу и свою волю в угоду твоему оку, – снова странный язык сорвался с губ Томаса.
Лукас отступил назад на несколько шагов, капли крови из раны на плече упали на пол и засветились тем же цветом что и метка. Тело Томаса содрогнулось, когда капли стали стягиваться с одно целое, падали новые и тоже как магнит тянулись к остальному скоплению крови.
– Ego dabo tibi ius, ut videre me ubique. Verum. Fidelis. Easten/ Даю тебе право видеть меня везде и всюду. Верен. Предан. Истинен, – голос Томаса ослаб, сознание блекло и слова произносились с большими паузами.
Мгновением позже, из проема в стене показались две фигуры.
– Черт возьми, я все пропустил, Грегорай с сожалением хмыкнул, заглядывая под поникшую голову Томаса.
Вторая фигура сбросила с себя черный плащ с капюшоном. Женский силуэт, тонкий, как тростинка возник посреди залы. Совсем худенькая, буквально невесомая фигурка в прозрачном зеленом сари, плавно приблизилась к Томасу.
– Бедный Томас, – ее чересчур высокий голос резанул слух, – что они с тобой сделали?
– Не тяни, Соломея, – Доминик устало поторопил ее, – бездыханным он будет бесполезен Ордеру.
Девушка опустилась на колени перед Томасом, и изящной ручкой приподняла локон волос.
– Признайся, ты давно этого хотела, – ехидно оскалился Грегорай.
– Но не с той целью, по которой я здесь, – ее жутко писклявый голос портил весь ее ангельский образ.
Томас еще был в сознании. Соломея взяла его лицо обеими руками и приподняла. Мои слезы застыли на щеках, а сердце перестало биться. Я смотрела, как девушка жадно припала к губам Томаса, ее маленькое хрупкое тельце, извиваясь от желания, прижалось к его обнаженной груди, а ладошки нежно гладили его лицо и волосы. Глаза Томаса раскрылись, и он встретился с моим изумленным взглядом, только кроме изумления, он увидел в них еще и боль. Болезненный разряд ударил по сердцу и снова заставил его биться. Биться и чувствовать, чувствовать отчаяние и боль от увиденного. Томас поддался назад и оторвался от поцелуя.
– Еще рано, Томи, – голос девушки был полон стремления продолжить страстную сцену, – ты не…
– Достаточно, Соло, – оборвал он, но ее сорвавшееся сокращенное имя говорило о многом. По крайней мере, о том, что они уже были знакомы и близки настолько, чтобы называть друг друга сокровенными краткими именами.
Я опустила затуманенный взгляд. Моя боль не укрылась и от Алана, подняв на него глаза, я почувствовала его облегчение и уверенность, что о соперничестве можно забыть.
– Продолжай, Томас, твой сангетум (окаменевшая кровь прим. автора) еще не готов, – Доминик терял терпение.
Соломея легко приподнялась и отплыла в сторону, все ее движения напоминали блуждающую тень, чьи ноги почти не касались земли, а плавно левитировали над ней. И тут я увидела, что рана нанесенная кинжалом затянулась и бесследно исчезла.. Неужели это поцелуй Соломеи имеет такой исцеляющий эффект? Вот уж не подумала, что целителям обязателен такой близкий контакт.
– Sanguis meus vere est dux ad virtutem, et pignus meae sacramentum/ Моя кровь – путеводитель силы и залог моей клятвы, – голос Томаса был тверд, и я чувствовала, что произносил он эти слова, глядя на меня. Но я не поднимала головы, капли крови на полу сгустились, образовав гладкий кровавый камень, свет магии в нем потух и Доминик с облегчением опустил руки. Томас оперся об пол свободными от магии воливера руками.
– Наконец-то, – Доминик держал в руках поднятую окаменевшую кровь, – твоему упрямству пришел конец, Томас.