Неандертальский параллакс. Трилогия

— Нет, нет. Не в этом дело. Он очень приятный человек. — Она снова вздохнула. — Проблема не в Адекоре. Проблема в вас с Адекором. В том, что я вижу вас вместе.

— Он мой партнёр, — сказал Понтер.

— В моём мире у человека только один партнёр. Мне безразлично, того же самого пола или противоположного. — Она хотела было добавить: «мне правда безразлично», но испугалась, это произведёт обратный эффект. — И для нас быть… в общем, вместе, как ты и я… в то время, как ты вместе с ещё кем-то… — она умолкла, потом пожала плечами, — … это очень трудно. А я должна смотреть, как вы двое… любезничаете…

— Ох, — сказал Понтер, а потом, словно посчитав, что одного раза недостаточно, повторил: — Ох. — После это он затих на несколько секунд. — Я не знаю, что тебе на это сказать. Я люблю Адекора, а он любит меня.

Мэри хотела было спросить, какие чувства он испытывает к ней — но сейчас было неподходящее время: он может почувствовать отвращение к узости её взглядов.

— Кроме того, — сказал Понтер, — в семье не может быть неприязни. Ведь ты наверняка не чувствовала бы себя уязвлённой от моей любви к брату, или дочерям, или родителям.

Мэри задумалась над этим, а Понтер через секунду продолжил:

— Возможно, это прозвучит банально, но у нас говорят: любовь как кишечник, её всем хватит.

Мэри поневоле рассмеялась. Но смех получился вымученным, сквозь слёзы.

— Ты не касался меня с тех пор, как мы сюда приехали.

Понтер округлил глаза.

— Двое пока не становятся Одним.

Мэри какое-то время молчала.

— Мне… всем глексенским женщинам… да и мужчинам тоже — нам нужна любовь всё время, а не только четыре дня в месяц.

Понтер вделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух.

— Обычно…

Он умолк, и слово повисло между ними. Мэри ощутила, как ускорился ей пульс. Обычно каждый имеет двух партнёров, одного мужчину, другого — женщину. Неандертальские женщины не страдают от отсутствия ласки — но большую часть месяца получают её от партнёрши-женщины.

— Я знаю, — сказала Мэри. — Я знаю.

— Возможно, это была ошибка, — сказал Понтер, возможно, настолько же себе, насколько и Мэри, хотя Хак всё равно послушно перевёл его слова. — Возможно, мне не следовало приводить тебя сюда.

— Нет, — сказала Мэри. — Нет, я хотела здесь побывать, и я рада, что побывала. — Она заглянула прямо в его золотистые глаза. — Когда в следующий раз Двое станут Одним? — спросила она.

— Через три дня, — ответил Понтер. — Но… — он замолчал, и Мэри моргнула. — Но, — продолжил он, — я не думаю, что кому-то будет плохо от того, что между нами будет немного нежности уже сейчас.

Он раскрыл свои медвежьи объятия, и, после секундного колебания, Мэри шагнула в них.

* * *

Мэри, разумеется, не могла остановиться у Понтера, поскольку Понтер жил на Окраине, местности, где жили исключительно мужчины. Адекор предложил идеальное решение: Мэри могла бы пожить у его партнёрши, Лурт Фрадло. В конце концов, Лурт была химиком в неантертальском понимании этого термина — тот, кто работает с молекулами. Мэри, в соответствии с этим определением, тоже была химиком, специализирующимся на дезоксерибонуиклеиновой кислоте.

Лурт согласилась без колебаний — а какой учёный из любого мира отказался бы от шанса принять у себя дома учёного из другого? Так что Понтер и Адекор вызвали транспортный куб, и Мэри поехала в Центр.

Водителем в этот раз оказалась женщина — или, возможно, так устроил Хак: искусственный интеллект знал о пережитом Мэри изнасиловании столько же, сколько и Понтер. Во временный компаньон Мэри оказалась загружена база данных Хака, и Мэри воспользовалась этим фактом для того, чтобы поболтать с женщиной-водителем.

— Почему ваши машины имеют форму куба? — спросила Мэри. — Это не слишком аэродинамично.

— А какой же формы им быть? — спросила водительница. Её голос был почти таким же низким, как у Понтера, и резонировал, как у Майкла Белла, когда тот пел «Ol’ Man River».

— Ну, в моём мире машины имеют закруглённую форму, и они… — в голове всплыли Monty Python, — …они тонкие на одном конце, потолще в середине и снова тонкие на другом.

У водительницы были чёрные волосы и кожа темнее, чем Мэри до сих пор видела у неандертальцев — цвета молочного шоколада. Она покачала головой.

— Как же штабелевать такие машины?

— Штабелевать? — повторила Мэри.

— Ну да. В смысле, когда ими не пользуются. Мы ставим их одну на другую, и размещаем штабеля вплотную друг к другу. Так они занимают меньше места.

Мэри подумала об огромных территориях своего мира, отведённых под парковки и стоянки.

— Но… как же вы доберётесь до вашей машины, если она окажется в самом низу штабеля?

— До моей машины?

— Да. До той, которая принадлежит вам.

— Все машины принадлежат городу, — сказала водительница. — Зачем мне собственная?

— Ну, я не знаю…

— Ведь их производство обходится дорого, по крайней мере, здесь у нас.

Мэри подумала о своих платежах по автокредиту.

— В моём мире тоже самое.