Кстати, под «ресурсом» Борис понимал не просто финансирование конкретных заказов, хотя есть подозрение, что обе аналитические записки были неплохо проплачены, но и повышение известности группы, увеличение сферы влияния, которые можно будет потом конвертировать в те же деньги.
Мне это, надо сказать, не слишком нравилось.
– Мы делаем аналитику или мы пишем триллеры? – спрашивал я. – Мы выявляем объективные геополитические процессы, вырастающие из реальности, те, которые образуют потом ландшафт нового мира, или мы создаем фантомы, распадающиеся через секунду после рождения? Чем мы, собственно, занимаемся?
Ответ на это у Бориса тоже имелся. Он полагал, что все наша работа, полностью и целиком, хотим мы этого или не хотим, определяется особенностями того исторического периода, в котором мы пребываем. Это период тотальной деконструкции мира, период распада реальности, период истощения всех предельных понятий. Христианская матрица сейчас уже почти не работает, возрожденческая парадигма – «прогресс спасет мир» – оборачивается кошмаром техногенного апокалипсиса. Знание в наше время утратило универсальность, оно утратило целостность, которая обеспечивалась существованием прежних глобальных матриц. Произошла его вторичная «медиевизация». В Средние века, как ты помнишь, знание было в значительной мере индивидуальным: химия существовала в виде алхимии, результат исследований во многом зависел от автора. Новое время сделало знание универсальным: алхимия стала химией, результат, во всяком случае в «точных» науках, перестал быть авторизованным; теперь его мог воспроизвести любой человек, разумеется, обладающий определенной квалификацией. Сейчас, в размонтированной среде, вновь преобладает индивидуальное знание: химия, «социальная химия», коей мы занимаемся, снова превратилась в алхимию, критерии объективности, универсализма, исчезли, результат, каков бы он ни был, опять стал зависеть только от автора. Это, в свою очередь, означает, что мы вернулись в магическому восприятию мира, к магическому сознанию, которое Леви-Брюль назвал «первобытным»; оно не видит в мире объективных законов, рождающихся независимо от человека, напротив, предполагается, что для каждого события или явления, для каждого случая, факта, коллизии, столкновения интересов существует свой конкретный источник, лежащий на пределами нашей реальности: воля духов, местных богов, перетекание астральных энергий, мощь Великого Гнозиса… Имя можно подставить любое… Воздействуя на такой источник с помощью заклинаний, с помощью мистических практик, используемых, кстати, всеми мировыми религиями, мы можем получить соответствующие результаты. В древности этим занимались жрецы, шаманы, колдуны, маги, знахари. Позже – священники: православные, католические, протестантские, значения не имеет. Теперь этим занимаются астрологи, экстрасенсы, провидцы, специалисты по «оккультным наукам», а также – политтехнологи, аналитики, советники по стратегическому планированию. Новое средневековье вступает в свои права…
– Не забывай, что это в значительной мере игра, – говорил Борис. – Конечно, это – игра в судьбу и, тем не менее, – только игра. А у каждой игры есть свои правила. Нарушив их, мы обязательно проиграем. Даже хуже – нас тогда не возьмут в эту игру. Здесь работают те же законы рынка: если все гонят «паленую» водку, которая стоит раза в три-четыре дешевле, то мы не можем производить настоящую, слишком велики будут накладные расходы. Да и потребитель этого не поймет. Он уже привык к определенному вкусу… Главное тут – не переживать. Моральный императив, корректирующий реальность, в данной ситуации не работает. Он уже распался, как и все остальное. Какой, к черту, императив в мире фантомов?..
Мне это все равно не нравилось. Правоту Бориса я, разумеется, понимал, для этого достаточно было время от времени просматривать текущую прессу: сегодня – одна потрясающая сенсация, завтра – другая. Послезавтра – третья, которая заслоняет собою обе предшествующие. А через месяц ни первую, ни вторую, ни третью никто не помнит. Уже проехали, уже заполонили сознание новые миражи. Считается, что – это вырожденная реальность, тотально размонтированная среда, где даже в принципе невозможны никакие устойчивые координаты; нельзя поэтому отличить добро от зла, ум от глупости, истинное от ложного, отсутствуют аксиоматические критерии, нет того вертикального измерения, с которым можно было бы что-то соотнести, тотальная равнозначность всего, а потому любой тезис имеет право на существование. В результате модели плывут как пузыри на воде – теснятся, лопаются, не оставляя после себя ничего. И, отрываясь иногда от экрана компьютера, глядя через окно на бульвар, стиснутый вязью решеток, на крышу двухэтажного флигеля у громады универмага, на вспыхивающую рекламу, на струи дождя, выныривающие из пустоты, на очумелый транспорт, на солнечные просветы меж липами, я тоже ощущал себя скачущим по воде пузырем, который через секунду лопнет, не оставив и тени воспоминаний.