— Умоляю, поехали к нам. — Она загасила сигарету в пепельнице, полной окурков. Я не знала, что Наташка курит.
— Что случилось? Я устала и хочу спать.
Это было сущей правдой.
— Папа хочет поговорить с тобой. Он в Москве. Анька, прошу тебя, это очень важно.
— Он мог сам ко мне приехать.
Я начала раздеваться.
— Мы несколько раз звонили тебе. Он не знает, что у меня есть ключи. Ой, какой на тебе шикарный костюм! А сапоги… — Наташка окинула меня завистливо восхищенным взглядом. — Анька, я пообещала ему, что привезу тебя. Ну пожалуйста, ради нашей дружбы. Я сделаю для тебя все, что попросишь.
Вряд ли Наташка могла когда-нибудь оказаться мне полезной, хотя кто знает. К тому же я почувствовала к ней жалость.
В роскошной московской квартире Кудимовых царил бардак. Осколки фарфорового сервиза под ногами, залитый чем-то, судя по запаху, виски, финский плюшевый диван, в гостиной оборваны портьеры. Максим Кириллович полулежал в кресле-качалке в своем кабинете. Здесь, как и всегда, был порядок.
— Увезли, — сказал он, обращаясь к дочери. — Он так страшно кричал.
Я поняла, речь идет о Никите.
— Папочка, не волнуйся. Все будет в порядке.
Наташка поцеловала отца в щеку.
— Садитесь, Аня. — Он кивнул на кресло напротив. — Дело очень серьезное и, как мне кажется, безотлагательное. Натуля, оставь нас на двадцать минут. Мы позовем тебя.
Наташка неохотно вышла.
— У него начались галлюцинации на сексуальной почве, — говорил Кудимов, глядя сквозь меня. — Мальчик, по словам врачей, очень быстро созрел. Ему нужна женщина. Лекарства помогут ненадолго, да и они разрушают печень и другие органы. Это не выход. Врач говорит, Никита по своему физическому развитию значительно опережает возраст. Что касается его душевного состояния… Вы, очевидно, догадались, у него такая ранимая и совсем еще детская душа.
— Вы предлагаете мне стать подстилкой для вашего сына, — сказала я, с трудом сдерживая ярость.
— Ну, зачем так грубо, Анечка. Он вас любит. Очень любит. Он просто зациклился на этой любви. Это пройдет. И очень скоро. Вы женщина, на которую упал его взгляд в ту самую роковую минуту, когда он ощутил в себе потребность…
Господи, как же трудно следить за человеческой мыслью, облаченной в такое количество никому не нужных слов.
— Да, вы очень красивая и сексуальная девушка, — снова услышала я голос Кудимова. — К тому же у вас доброе сердечко. Думаю, вы согласитесь. Разумеется, я вас отблагодарю. Щедро отблагодарю. Я заплачу вам столько, сколько вы попросите.
— Я ничего у вас не прошу. — Меня словно из помойного ведра окатили. — Оставьте меня в покое. Я выхожу замуж.
— Этого не может быть, — сказал Кудимов и гадко усмехнулся. Но тут же взял себя в руки. — Очень рад за вас. Но вы должны спасти моего мальчика. Это вопль о помощи. Отчаянный вопль. Он погибнет на наших глазах. Неужели вы не почувствуете укоров совести, если в один прекрасный момент мы найдем его болтающимся в петле или со вскрытыми венами?
Тут в комнату влетела Вероника Сергеевна, мать Никиты, упала передо мной на колени и зарыдала, капая слезами на юбку от моего нового костюма. Это было так искренне. Это меня очень растрогало.
Никита вышел из больницы и поселился у меня. Он стал послушным, как собачка, — каждое мое желание исполнял. В постели тоже. Ночами мы с ним устраивали пир плоти. Днем обычно спали — у меня начались каникулы.
Чезаре не звонил, и я, можно сказать, поставила на нем крест. Мы жили на деньги Кудимовых — их приносил Никита и все до копеечки отдавал мне.
Мои родители пока ни о чем не догадывались. Отец должен был вот-вот приехать в Москву за оборудованием для своей больницы. Я просила его предупредить меня заранее по телефону.
Хотя Никите вполне можно было дать двадцать — он возмужал и окреп физически за последнее время, — и присутствие в квартире незамужней дочери молодого красивого парня вроде бы не должно было пугать родителей, я все же испытывала смертельный страх. Сама не знаю почему.
Отец позвонил, и я тут же попросила Никиту уехать на несколько дней на дачу. Как ни странно, он с ходу согласился, даже не пришлось объяснять в чем дело. Когда за ним захлопнулась дверь, у меня на долю секунды сжалось сердце, и я отчитала себя за сентиментальность.
— Вчера Леня к нам приехал, — сообщил отец чуть ли не с порога. — Мы все ждем тебя. У тебя что, еще экзамены не закончились?
— У меня кое-какие дела в Москве. — Я почувствовала, как в лицо бросилась кровь. — Но я обязательно приеду.
— Может, вместе поедем? Если все будет в порядке, хочу уехать завтра вечером. С этими коробками все равно придется брать целое купе.
— Я думала, ты приедешь на машине.
— Леня отсоветовал. Я хотел взять его в качестве шофера, но он забыл права. Наш шофер в отпуске.
Леня отсоветовал… Я, кажется, догадалась почему — ему не хотелось в Москву. Шут опасался застать свою королеву врасплох. Надо же, какая деликатность.
Я разозлилась на него, но совсем ненадолго. Мне страшно захотелось его увидеть.
Когда отец парился в ванне, я позвонила Веронике Сергеевне и объяснила, что должна срочно уехать к сыну.