Не жди моих слез

— Молчи, стервоза. Все вынюхала, выведала.

— Вам это ничем не грозит — Ирка спит и видит свой голубой Дунай и придунайские уцененки. Что касается меня, то я завтра же…

— Ты никуда не поедешь.

— Мне что, стеречь вместо пуделя квартиру?

— Я тоже никуда не поеду.

— Ха-ха. И что, фирма на самом деле гарантирует?

— Замолчишь ты наконец или нет?

— Замолчу, если вы скажете, как ее зовут. Только без брехни.

— Виктория.

— Имя Анжела мне больше нравится — что-то домашненькое, уютненькое, тепленькое. А эта какая-то казенная женщина. К тому же одинокая. Капкан, откуда выберешься инвалидом.

— Замолчи, черт тебя побери.

— Она похожа на меня?

— Кто? Да, да, что-то есть. Слушай, ты совсем обнаглела.

— Так я и думала. Это я во всем виновата. Я довела вас до падения. Бедный, хороший, интеллигентный, добрый…

— Наталиванна расплакалась — я толком не поняла из-за чего. — У Ирки была потухшая физиономия. — Она сказала, что любит меня как родную дочку, что Маничка в конце концов перебесится… Что происходит? Светлана, что вы задумали за моей спиной?

— Если под этим «вы» ты подразумеваешь, как обычно, меня и собственного мужа, ты крепко ошибаешься. В данном случае я действую в одиночку.

— Не ври — у тебя вид настоящей интриганки. Хватит строить из себя Мону Лизу. Я на многое закрывала глаза. Не смотри на меня таким мерзким взглядом, как запульну сейчас в тебя…

— Мать давно спятила. — Герман на всякий случай схватил Ирку за руку. — К тому же она всегда была ужасно мнительной.

— Нет уж, довольно морочить мне мозги. Болтаете тут для отвода глаз про всяких Анджеев, Анжел, а сами…

— Светлана тут ни при чем. Оставь Светлану в покое.

— Разумеется, твоя роль отвратительней, но и она…

— Ничего не может быть отвратительней роли сводни, но ты, сестричка, справилась с ней блистательно.

— Девочки, давайте лучше выльем. С матерью я поговорю сам и с глазу на глаз.

— Как с мужчиной, что ли?

— Что-то тут нечисто, нечисто… — Ирка смотрела на меня. — Светка, неужели ты смогла бы…

— При чем тут Светка? Она скоро переедет в свою Варшаву и будет плевать на нас оттуда.

— Готовы ради собственного спокойствия даже мной пожертвовать.

— Ну, не в Варшаву, так еще куда-нибудь. А нам с тобой век доживать.

— Знали бы вы, как я всех ненавижу. И себя в том числе. Какая же грязь, грязь. Представляю, какой без меня будет вертеп.

— Твоя фантазия слишком бедна, чтобы представить все в красках. Но если хочешь, заранее могу обрисовать тебе в подробностях поступки, мысли и даже ощущения твоего мужа, которому вполне хватит недели, чтобы убедиться в том, что лучше нас с тобой никого нет и не может быть на свете.

— Герман, у тебя кто-то есть? Светка, у него на самом деле есть кто-то? Кто?

— Сама хотела бы знать. Взглянуть, сравнить, проанализировать, сделать соответствующие выводы и…

— Прекратите. Немедленно прекратите этот кошмар. Ну что, что вы от меня хотите? Откройте окно… скорее… Мне плохо.

Так пишутся мелодрамы — этот самый популярный во все времена жанр. Их написано такое невероятное количество, причем на все случаи жизни, что каждому из нас только и остается нести бремя выбранной роли. Костяк сюжета, как ни наворачивай, всегда незамысловат: он любит, она не любит, его любят, он любит другую. Наше время, однако, и в этот жанр внесло свои коррективы: оба не любят, но она боится остаться одинокой, поскольку вокруг рыщут голодные полчища конкуренток, особенно в столице и ее окрестностях. А ему и так хорошо: в конце концов какая разница, кто будет варить сосиски и сдавать в прачечную грязное белье?

…Когда я приехала утренним поездом из Ленинграда, в почтовом ящике меня ждало письмо от Анджея, пустая квартира, Иркина едва читаемая записка на письменном столе. Я позвонила Наталье Ивановне. Ее голос был натранквилизован, и я поняла, что все обстоит плачевно.

— Ирка пишет, что Герман в реанимации.

— Ты когда приехала? «Стрелой»? Маничка был без памяти, когда Иришка вошла в вагон. Кто-то уже по пути догадался вызвать реанимационную машину.

— У него инфаркт?

— Запущенный. Он перенес его на ногах. Тот, первый, когда Иришка была в Вене, в сравнении с этим семечки. Его нужно было положить в больницу там, а не везти в Москву. Так считает его лечащий врач. Тем более в Риге есть неплохие кардиологи.

— От меня что-то требуется?

— Деточка, остается сидеть и смиренно ждать исхода. Врачи настроены пессимистично. Я была в церкви и просила Николая Чудотворца заступиться за бедного Маничку перед Господом Богом, чтобы он простил ему грехи. На твоем месте я бы тоже сходила в церковь…

— Раз от меня ничего не требуется, поеду к родителям на дачу. Знали бы вы, Наталиванна, сколько всего мне довелось пережить за последнее время…

Мы собирались в Ленинград с Анджеем, но в самый последний момент я уехала без него. Он просил у меня в письме прощения, как будто от того, прощу я его или нет, могло что-то измениться. Да и зачем менять то, что должно оставаться неизменным?