Не вспомню

– Если я отвечу на звонок, они немедленно наорут на меня за то, что увез тебя из нашего городка. А потом, когда мы вернемся домой, наорут снова. Таким образом, если я не стану сейчас отвечать, а просто доставлю тебя целой и невредимой, то получу головомойку лишь один раз. Доходит?

Телефон перестает звонить.

В моей груди снова возникает уже испытанное однажды щемящее ощущение, которое Коуди определил как чувство вины.

– Но, может, стоило все же им сообщить, что с нами все хорошо, чтобы они не так переживали?

Коуди удобнее устраивается в кресле и отворачивается к окну.

– К черту! Мы уже почти на автовокзале. Через несколько часов будем дома. Надеюсь, это они как-нибудь переживут.

Глава 16 Обещания

– Ты совсем выжил из ума? – Хезер начинает кричать еще с балкона, когда несколько часов спустя мы с Коуди показываемся на подъездной дорожке к дому. – Ты исчезаешь, никого не предупредив. На звонки не отвечаешь. И увозишь бедную беспомощную девочку, страдающую амнезией, неизвестно куда! Ты хоть понимаешь, что натворил, Коуди?!

Коуди искоса бросает на меня взгляд, заметив, что мать уже спустилась по лестнице и поспешно направляется к нам.

– Отец уже собирался звонить в полицию! Ты можешь себе представить наше положение, если бы власти узнали, что мы потеряли приемного ребенка на третий день его пребывания здесь?..

Она крепко хватает Коуди под локоть, и он начинает хныкать, словно от боли. Я понимаю, что пора вмешаться. Взять ответственность на себя. Хотя бы отчасти отвести гнев Хезер от сына.

– Коуди ни в чем не виноват, Хезер, – поспешно говорю я. – Это все я. Я заставила его поехать. Он не хотел, но я его принудила.

Я замечаю, что пальцы Хезер сжимают локоть мальчика уже не так сильно.

– Поехать куда? – спрашивает она.

Даже ее голос смягчается, когда она обращается ко мне, и от этого я еще больше жалею, что впутала в свои дела Коуди. И прежде всего потому, что он действительно не хотел никуда уезжать. Вероятно, мне следовало попробовать решить свою проблему самостоятельно.

– В Лос-Анджелес, – отвечаю я между тем.

– ТЫ УВЕЗ ЕЕ В ЛОС-АНДЖЕЛЕС? – Голос Хезер снова становится громоподобным, а ее пальцы впиваются в предплечье Коуди.

– Пожалуйста, – прошу я, – не надо так на него сердиться. Он пытался меня остановить. Но я очень хотела туда попасть.

– Боже милостивый! Что же вам понадобилось в Лос-Анджелесе?

Коуди снова бросает на меня быстрый взгляд, и я сразу читаю его мысли. Он переживает, что я расскажу Хезер всю правду. О том, что мы делали. О женщине, с которой беседовали. О ее истории.

– Просто… – начинаю я и запинаюсь.

Ложь служит защитным механизмом для людей.

– Мне нужно было попасть в аэропорт, – продолжаю я. – Подумала, что там могут ожить какие-то воспоминания. Надеялась, что это поможет.

Хезер издает тяжелый вздох и отпускает руку Коуди. Я слышу, что тоже вздыхаю вместе с ней.

– Вайолет, – говорит она, и ее голос снова становится добрым и исполненным терпения. Это та Хезер, которую я видела вчера и позавчера. Та женщина, что увезла меня из больницы, а потом приготовила на гриле сандвич с сыром. – Вы не должны по собственному усмотрению пропадать из дома. Теперь за вас несем полную ответственность мы. И наша первоочередная забота – обеспечить вашу безопасность. А мы не сможем этого добиться, если не будем постоянно знать, где вы находитесь.

– Прошу простить меня, – отвечаю я. – Мне действительно не надо было туда ездить.

– Никак нельзя, – кивает она, а потом снова переключает внимание на Коуди. – А ты! – Ее голос опять делается резким. – Ты не должен был ей помогать ни при каких обстоятельствах. Теперь до начала учебного года будешь под домашним арестом.

– Мама! Но ведь это несправедливо! Ты же слышала, что сказала Вайолет. Она буквально похитила меня.

– Никаких извинений не принимается, – отрезает Хезер. – Ты под домашним арестом.

Коуди с досады пинает ногой обломок камня, которыми вымощена дорожка.

– Вот проклятье!

Мне любопытно узнать подробнее про домашний арест, но я понимаю, что сейчас не самое подходящее время для таких вопросов. Каким бы ни оказалось определение, по выражению лица Коуди я могу сразу понять, что ничего хорошего мера наказания ему не сулит. Я протягиваю руку и легко ерошу Коуди волосы. Так всегда делала в больнице Кияна, когда видела, что я расстроена, и мне это странным образом помогало.

– Прости меня, Коуди.

Его лицо мгновенно заливается краской, и он поспешно отстраняется от моего прикосновения. Потом вразвалочку направляется к дому, бормоча что-то вроде:

– Да что уж там…

Хезер смотрит на меня.

– Вайолет, милая. Вы же знаете, что, если нужно куда-то поехать, вы всегда можете обратиться к нам.

– Я подумала, что в Лос-Анджелес вы ехать откажетесь.

Первые правдивые слова из моих уст.

Хезер гладит меня по руке.

– Разумеется, мы бы не отказали вам в этом. Куда бы вам ни понадобилось. Только обещайте, что впредь не уедете из дома без нашего ведома.