Не вижу зла

— Я не собираюсь доставлять вам удовольствие. И даже если бы я смог это сделать, свидетельские показания кубинского солдата в зале заседаний суда Майами повлекли бы за собой непредсказуемые последствия. Надеюсь, мне не стоит напоминать вам, полковник, о той буре возмущения, которая охватила округ, когда стало известно, что семилетний мальчик по имени Элиан возвращен его кубинскому отцу?

— Claro, конечно, — ответил офицер. — Тогда вы должны задать себе один простой вопрос: готова ли женщина, которую обвиняют в убийстве сына могущественного кубинского политического беженца, рискнуть и построить свою защиту на показаниях верного солдата Фиделя Кастро?

Джек едва не свалился со стула, услышав такие слова. Полковник прекрасно выразил свою мысль.

— Я должен подумать об этом, — заявил Джек.

— Bueno. Хорошо. У вас есть двадцать четыре часа.

— Мне нужно больше времени.

— Я не могу дать вам то, что вы просите. Или соглашайтесь, или уходите.

Джек взглянул на Софию, и они быстро заключили молчаливое соглашение.

— Отлично, полковник. Давайте поговорим еще раз завтра, к концу дня.

— Очень хорошо. Вы уже опоздали на свой самолет, так что предлагаю вам насладиться видами ночной Гаваны. Можете считать себя почетным гостем кубинского народа.

— Вы имеете в виду себя? — уточнил Джек.

Полковник широко улыбнулся, посасывая свою сигару.

— Si. Да, я имею в виду себя.

Глава девятнадцатая

Четыре десятилетия коммунистического правления не смогли уничтожить сердце Гаваны. Но город крайне нуждался в пластической хирургии.

Куда бы ни посмотрел Джек, повсюду на глаза ему попадались следы увядания и разрушения, повсюду он видел вещи, которые, казалось, пришли сюда прямо из того мира, который существовал еще до рождения Джека. Они ехали в такси, капот которого был позаимствован у «шевроле» 1956 года, багажник — у «форда» 1959 года, а интерьер салона почти ничем не отличался от повозки, запряженной буйволами. Их водителем оказался хирург, который одними чаевыми зарабатывал больше, чем всей своей медицинской практикой. Он совершил для Джека и Софии ознакомительную поездку по La Havana Vieja (Старой Гаване) — исторической части величественного города, который мог выглядеть очаровательным или внушающим ужас, в зависимости от того, насколько пристально вы в него вглядывались. Джек пытался взглянуть глазами своей матери, когда та была еще девочкой-подростком, на это впечатляющее чудо архитектуры, знаменитое своими грандиозными соборами, рыночными площадями и колониальными особняками. Свыше восьмисот его архитектурных сооружений, представляющих историческую ценность, были возведены до начала двадцатого века, а некоторые вообще вели родословную с шестнадцатого века. Но долгие годы забвения и небрежения нанесли этим уникальным зданиям непоправимый ущерб, и недавние жалкие усилия реставрировать их, чтобы привлечь туристов, уже не могли ничего поправить. Несмотря на косметический ремонт, включающий, главным образом, свежую покраску и, образно говоря, «подтяжку лица», нельзя было не заметить провалившихся крыш и осыпающихся стен. Некоторые районы южной части La Havana Vieja напоминали Берлин конца 1944 года: у домов отсутствовали целые пролеты стен, они грозили вот-вот обрушиться, если бы не поддерживающие их хлипкие деревянные леса, и казалось, что целые кварталы держались только благодаря натянутым между домами веревкам и проволоке, на которых сушилось белье.

Пожилая женщина на балконе третьего этажа поднимала наверх ведро на веревке.

— Нет водопровода? — спросил Джек водителя такси.

— Здесь нет, сеньор. Когда пойдете гулять, muy importante, очень важно не забывать поглядывать наверх. Если вас обольют из поднимающегося ведра, это еще не так плохо. Гораздо опаснее те, которые опускаются вниз…

— Yo comprendo, — отозвался Джек. — Я понял.

Они продолжали двигаться на запад вдоль береговой линии по широкой авенида Масео и остановились у отеля «Насьональ». Водитель с удовольствием продолжил бы и дальше возить их по городу, знакомя с достопримечательностями, но Джек положил конец экскурсии, щедро расплатившись с ним.

— Gracias, спасибо, — сказал Джек, протягивая ему две двадцатки, что составляло примерно месячную зарплату врача.