Не то чтобы я верил, что это поможет. Но мне нужно было понимание, что я хоть что-то предпринял. Просил, требовал, умолял. И в какой-то момент мне даже показалось, что это помогло. Слабо. Но был какой-то прогресс, я снова стал понимать то, что он писал. А потом пришло оно – его последнее письмо. Я сразу понял, что всё, это конец, продолжения не будет. Правда, это потом не мешало мне, ещё долгие месяца ждать продолжения. Так и не дождавшись. Две сточки. Две долбанные строчки, которые расставили всё по своим местам.
«Главное в жизни быть Человеком. У меня уже без шансов. Ты ещё сможешь. Не проеби свой шанс. И прости, если получится. Алексей Гаранин».
Он умрёт от передоза весной. А ровно через год меня выпустят досрочно, выкинув во внешний мир настолько неожиданно, что я даже понять ничего толком не успею.
Из тюрьмы меня будет встречать отец. Постаревший и исхудавший. Я буду смотреть на его седую голову и понимать, что сломал не только себя, но и родителей. И опять в голове проскользнёт несуразная мысль о том, что какое счастье, что Оля ничего не знает. Папа попытается увезти меня в родной город, но я категорически откажусь, ссылаясь на то, что теперь мне точно нельзя возвращаться ни с чем.
И на этот раз дело было не в деньгах или успехе. Мне предстояла задача посложнее – заново отыскать себя в этом мире и сотворить из этого хоть что-то достойное.
Воспоминания вгоняют в ступор, из которого оказывается не так уж и просто выйти. За окном давно ночь, но свет уличных фонарей всё равно освещает мой дом. Я сижу в полумраке, силясь рассмотреть в нём хоть какие-то ориентиры на будущее.
Я возвращался в этот город с одной единственной целью – быть ближе к своей дочери. Родителей я любил, но дружить с ними у меня получалось лишь на расстоянии, мать слишком рвалась взять мою жизнь под свой контроль. А вот Анютка… Это было что-то совершенно другое. Светлое, честное и до невозможности прекрасное. При одной только мысли о ней мою душу заполняло теплом. Все эти годы она была моим призрачным ориентиром. С той самой минуты, как родители впервые привезли её после моего выхода из тюрьмы, до меня дошло, что у меня больше не было повторного шанса на ошибку. В этот раз надо было сделать всё правильно. Я помню, как держал Аньку на своих руках и просто вдыхал запах её волос, а слёзы сами катились по моим щекам, и никакого стеснения. Потому что всё это пустое и не имеет никакого значения. Лишь моя дочь в моих руках.
Но стоило родителям увезти внучку обратно, как моя жизнь вновь завертелась и закрутилась, и я подстёгиваемый страхом так и остаться никем, вгрызался во все подворачивающиеся мне возможности. Правда, на этот раз не забывал думать головой, взвешивая все за и против. Но если решался, то уже держался до конца. И вот, спустя три года у меня было почти всё, о чём я только мог когда-то мечтать – свой бизнес, деньги, машины, какой-то там статус. Можно было радоваться и наслаждаться жизнью, вот только нехрена не получалось. А ещё слова, однажды сказанные Лёхой, набатом звучали в моей голове:
И я, правда, понял. Потому что, какая разница как часто Аня приезжала ко мне в гости или как часто мы разговаривали с ней по телефону, если в пределе жизнь моей дочери всё равно проходило мимо меня?
У меня и официальный предлог нашёлся – расширение границ своего бизнеса, выход на региональный уровень. За этим было тоже удобно прятаться. Мол, я еду открывать новый автосервис в свой старый город, где так удачно живут мои родители, дочь… и жена с чужим ребёнком.
Думал ли я в момент принятия решения об Ольге? Если скажу нет, то явно солгу. Я не мог не думать о ней. Точно так же как и не мог вычеркнуть её из своего сердца. Мечты о ней и мальчике по имени «Крош» по пятам преследовали меня всё это время. Когда был в тюрьме, то в минуты особого пиздеца мне «нравилось» мечтать о том, что это мой сын. Мозг словно порождал новую реальность, не способный найти хоть какой-то иной смысл в происходящем. Если бы я только знал… То что? Ответа на это у меня нет.