Не в этом доме (СИ)

Курильщик смотрит на Табаки осуждающе. Самому Шакалу взгляд Курильщика кажется осуждающим двадцать четыре на семь, так что значения он не придаёт.

— Чашка упадёт, — замечает Курильщик, когда Слепой во сне дёргает рукой.

Чашка почему-то не сдвинулась с места. Табаки походу явно поймал дзен и распространил его на свой кофе. Но Курильщик лежит рядом, и ему не очень хочется, чтобы кофе, пускай и холодный, вылился ему на брюки только потому, что кому-то лень дотянуться до тумбочки.

Табаки замолкает.

К Курильщику, заинтересовавшись, наконец, беседой, поворачивается Сфинкс.

— Какая чашка упадёт? — хлопает глазами Табаки и следит за осуждающим взглядом. — А, эта. Не, она не упадёт.

Курильщик отстранённо думает о том, что, не кури он до попадания в четвёртую, определённо закурил бы после.

— Переставь на тумбочку, — нервно просит он, когда чашка снова угрожающе наклоняется к его брюкам.

Он бы сам переставил, но перелезать для этого через Слепого и Табаки к тумбочке? С тем же успехом он мог докинуть её, надеясь, что в конце пути она не разобьётся.

— Тумбочка шатается, — отмахивается Табаки и для подтверждения своих слов хлопает ладонью по тумбочке.

От резкого звука Слепой снова дёргается. Кофе почему-то всё ещё с завидным упрямством держится внутри чашки.

— А Слепой не шатается, — язвит Курильщик, нехотя отползая к краю. Там вообще-то пружинка торчит и неудобно, но, видимо, лучше потерпеть неудобства, чем спорить с этим вот.

— Ну у тумбочки ножка сломана, — Табаки косится на чашку чуть виновато. — Свалится же.

— Чего ты беспокоишься? — ухмыляется Сфинкс, спускаясь с подоконника и подходя к ним. Опускается на край кровати, прислоняется к спинке и пихает коленом ногу спящего. — Слепой не против. Не против же?

Слепой возражений не высказывает.

— Вот видишь, — Сфинкс кивает Табаки, обрадованному поддержкой.

— Но если ты настолько нервная личность, — Шакал наклоняется к Курильщику через Слепого и машет пальцем перед его лицом. — Я, так и быть, пойду тебе на уступки.

Курильщик с облегчением вздыхает, когда Табаки подхватывает чашку и переставляет её на тумбочку.

— Так вот, — поворачивается Табаки. — На чём я остановился?

Слушавшие его рассказ наиболее внимательно стыдливо изучают взглядом потолок.

Красивый.

— На перечницах, — напоминает Сфинкс, безразлично прикрывая глаза и удивляя Курильщика тем, что, оказывается, слушает.

— Точно, — Табаки кивает головой, отчего с волос слетает пёрышко. — Как я всегда и говорю, старая школа намного…

Голос тонет в звоне, обрывая снова рассказ, которому этим вечером явно не суждено закончиться. Табаки дёргается от шума над самым ухом, Курильщик планирует начать курить в третий раз.

Подкошенная сломанной ножкой тумбочка накреняется, позволяя чрезвычайно тяжёлой чашке с кофе весело скатиться на пол.

========== 11. Нужен (Слепой, Лось, Кузнечик) ==========

Слепой к этому не привык. Ощущение нужности какое-то странное. Новое и тёплое — где-то под рёбрами.

Откуда-то с улицы он слышит шелест сочных листьев, навязчивый, раздражающий скрежет сверчка, которого поймать бы за противную лапку и спрятать где-нибудь в кабинете директора, пускай побесится. Слепой почти смеётся от этой мысли, но вовремя спохватывается, когда кашель над ухом прекращается. Он слышит тихий стук — стакан отставляют в сторону, поворачивает голову.

Лось продолжает читать ему вслух. Слепой вертится, устраивается удобнее, стараясь не издавать лишних шорохов, которые могли бы это всё разрушить. Потому что здесь есть, что, пожалуй, разрушать. Колени у старшего жёсткие, но после нескольких ночей на полу под чужой дверью внимания на это не обращаешь.

Лось отложил все свои важные взрослинческие дела, стоило Слепому появиться у него на пороге. Отложил работу, встал из-за стола. Предложил устроиться на своём ужасно старом диване, долго шуршал страницами книг.

— Вот эта тебе наверняка понравится. Я её в твоём возрасте читал.

И Слепой жадно, преданно ловит каждое слово, чтобы книжка наверняка понравилась. Молчит, слушает. Мысль, что Лось бросил дела только для того, чтобы почитать вслух поздним вечером для единственного ребёнка в доме, кто не пошёл на вечерний киносеанс в Кофейнике, греет душу. Греет так, что можно захлебнуться в понимании, что он нужен — не для того, чтобы защитить кого-то, нужен не потому, что без него не могут.

Он нужен этому невероятно всемогущему взрослому просто так — сам по себе.

Голос взрослого низкий, вкрадчивый, чуть с хрипотцой, наверное, долго говорить вслух не так приятно, как долго слушать. Слепой складывает руки на животе, перестаёт ёрзать. Слова стекаются тягучим мёдом во фразы, из фраз складывается неторопливый вечерний рассказ. Где-то этажом ниже гремят киношные выстрелы и восторженный вопль Волка. Большая часть детей проводит лето вне Дома, а оставшихся всё же надо как-то развлекать, чтобы со скуки не сдохли.