Не умирать в Венеции

Зато всегда буду помнить вторую половину дня: переполненный зал аэровокзала, не видавший реновации с самого открытия в семидесятых и больше похожий на гигантсткий ангар; неудобный высокий стул в кафе – я верчусь на нём юлой, пытаясь не упустить малышку за головами встречающих; ее сообщение в мессенджере «Я прилетела»; и последние пятнадцать минут томительной тревоги перед тем, как я увидела ее прелестную тёмную головку. Она вышла совсем одна и тут же растерялась, забегала глазами по лицам людей, столпившихся за ограждением, заозиралась и, так и не обнаружив меня, направилась к выходу. Тут я, стараясь не переходить на бег, полетела к ней стрелой. До самого моего последнего шага она не замечала меня и только ахнуть успела, когда я накинулась на нее с объятиями.

Мы прижались друг к другу и держали так друг друга крепко, пока не пришли в себя. Когда мы наконец разлепились, я хотела было ее поцеловать – хотя бы в щёку, но вокруг было столько народу и она имела вид столь обескураженный и трогательно-беззащитный, что я не отважилась. Вместо этого я схватила ее пальчики, заключила в замочек со своими и повела к выходу. В голове восторженно трепыхались лишь две мысли: «Какая же она ма-а-аленькая!» и «Бог ты мой, что за гладкая, нежная кожа у неё!»

Всю дорогу до автобуса мы не переставая переглядывались и пересмеивались, не расцепляя рук. Смущение, радость и невозможность поверить в реальность происходящего – этот ядрёный коктейль плескался внутри и бился о стенки моей черепной коробки. Так, нелепо хихикая, мы и ехали до дома (я совсем забыла использовать свою гениальную заготовку при посадке в автобус: «Lady, step inside my Huyndai!» – мозг находился в плотной и надежной отключке). Болтали о какой-то чепухе, мелочах: «Как полёт?», «Что там Внуково?» – заглядывали друг другу в лицо, она восхищалась моим зелёным городом.

Я специально стала подниматься первой по лестнице – чтобы потизить ее видом снизу на мои ноги и то, что под юбкой. Не уверена, оценила ли она мой коварный маневр. Мои коварные намерения: войдя за порог, сразу зажать ее в углу – также не сработали. Вместо этого я, как и положено гостеприимной и не очень отчаянной домохозяйке, предложила чай с пирогом и еще мучительных тридцать минут разговоров о том о сём.

С чайной церемонией в итоге было покончено, и мы перешли к диванной церемонии обмена подарками: она привезла мне мешочек с собственноручно вырезанными из бумаги узорами (один в виде профиля своего кумира, другой в форме орнамента с надписью Love в сердцевинке), парой модных значков и идеально минималистичным кулончиком; я вручила ей пакет с футболкой, комиксами, сережками (она тут же вдела их в свои крошечные ушки) и еще парой безделиц. Взаимные благодарности и восторги оказались исчерпаны, и мы остались сидеть лицом к лицу на узеньком диване. Тогда я не выдержала и выпалила то, что давно крутилось у меня на языке: «Всё думаю, когда уже можно будет на тебя наброситься…» – и тут же привела в исполнение свою угрозу.

Неловко нависнув над ней, я нацелилась прямо на губы – они подхватили мой порыв. Ощущения были очень странные: меня трясло, как осиновый лист – то ли от страха, то ли от собственной дерзости, то ли от горячего желания и ее мягких, но очень скорых поцелуев. Мыслей в тот момент было ровно ноль – я действовала на автомате, как запрограммированный робот: перешла к ее шее, обвела ладонями груди («Чорт, там еще бюстгальтер!»), снова вернулась к ее личику, а затем попросила разрешения снять с нее платье.

Я очень торопилась – только что на часы не поглядывала. При этом опасалась показаться грубым мужланом, что, впрочем, не помешало мне сесть к ней на колени и начать целовать ее полуобнаженную грудь. Она же занялась пуговичками на моем платье и трясущимися руками высвобождала из петелек одну за другой, пока не расправилась со всеми окончательно и не высвободила из платья и меня целиком. Прикосновения ее рук и губ были нежными, как шёпот пены морской. Я испугалась, что она первая предложит сделать то, что так хочу я. А потому снова взяла инициативу в свои руки – они, однако ж, отказались в тот момент служить верой и правдой, а потому избавляться от нижнего белья моей девочке пришлось чуть ли не самостоятельно. Когда я, опустившись на колени, спросила, заглядывая снизу вверх ей в глаза: «Можно?», – она только согласно кивнула.