Не убегай от любви

– Мне и в голову не приходило поинтересоваться, что он чувствовал, что думал. Да что я тогда знала о мужчинах!

– А много ли девочек в четырнадцать лет знают это? – заметил Бен, и Ан вздохнула.

– Я была еще более невинна, чем многие мои ровесницы. Я поздно сформировалась, а тогда была костлявой, голенастой девчонкой. Груди в помине не было, месячных тоже. Может быть, поэтому все и обернулось таким шоком. Я льнула к дяде, чтобы спастись от необходимости взглянуть в лицо реальной взрослой жизни. Мне и в голову не приходило, что его обуревают совсем другие чувства, что он… – Ан запнулась, подавила рыдание и, закрыв лицо руками, затряслась в беззвучном плаче.

Бен крепко обнял ее, гладя по голове и бормоча:

– Шшш… Ну все, все, шшш…

– Пожалуйста, не будь таким добрым, – простонала девушка, когда наконец смогла говорить. – От этого становится еще хуже, доброта – это ловушка.

– Ну ты уж скажешь! – воскликнул Бен с кривоватой улыбкой. – Будь хорошей девочкой – вытри слезки и высморкайся, – добавил он, доставая чистый носовой платок.

Анабель не заметила нежного поддразнивания.

– Я сказала, что сформировалась поздно, но я же не сказала, что так и не выросла!

Бен улыбнулся с таким очаровательным лукавством, что девушка не смогла не улыбнуться в ответ.

– Нам всем приходится взрослеть, дорогая. Жизнь не дает другого шанса.

– Да уж, мне она не дала никакого! В один день из романтичного, наивного, невинного ребенка, смотрящего на все сквозь розовые очки, я превратилась в… Меня будто бросили в бурлящий поток… И жизнь уже никогда не станет такой, как прежде.

Ан тихо всхлипнула и зажала рукой рот, снова заплакав. Мужчина взял обе ее руки в свои.

– Расскажи мне все, Анабель. Не останавливайся…

Он тяжело вздохнул:

– Это случилось тем самым летом, когда умер мой отец. Несколько недель стояла ужасная жара. Однажды мы с дядей Адамом решили отправиться на пикник за город. Шли по полям, потом свернули в лес и позавтракали на полянке в тени деревьев.

Девушка закрыла глаза и вновь увидела все – мошкару, танцующую под едва колышущимися ветвями деревьев, золото наливающейся в полях пшеницы, темную зелесь вязов и дубов и над всем этим – раскаленное голубое небо.

– Мы лежали в густой траве и слушали пение птиц, дядя привстал, чтобы понаблюдать за жаворонками, парящими в небе над полем так высоко, что легче было услышать их, чем увидеть. Ах, как они чудесно пели. Я лежала откинувшись и сонно наблюдала за ним. Я почти засыпала. Дядя взглянул на меня, я улыбнулась в ответ, чувствуя себя абсолютно счастливой, и вдруг он изменился на глазах… Лицо перекосилось, голос охрип… Он сказал, что любит меня, и это было чудесно, я так нуждалась в том, чтобы меня любили. Я ответила, что тоже люблю его, и, кажется, покраснела.

Внезапно он начал целовать меня… не в щеку, как обычно, а в губы, как-то странно, пугающе, и не останавливался. Он продолжал целовать мое лицо и волосы, и шею, и руки, и все повторял, как сильно меня любит, голос его звучал глухо, он тяжело, со свистом дышал… Дядя покраснел и весь трясся.

Я перепугалась, но не знала, что делать. Просто лежала… а потом… потом он начал трогать меня. Я была настолько невинна, что не понимала, что он хотел сделать, но мне стало жутко противно, я запаниковала, начала кричать и вырываться, расцарапала ему лицо, ударила… а потом… потом… – Голос ее срывался. Девушка дышала так прерывисто, что едва могла говорить. Хотелось побыстрее закончить исповедь, снять камень с души. – На другой стороне поля оказались какие-то люди, тоже доморощенные туристы, как мы. Ни дядя, ни я даже не заметили, как они подошли, но, когда я закричала, они оттащили Адама. Какой-то мужчина ударил его, толкнул. Дядя лежал совершенно неподвижно, и это напугало меня еще больше – я подумала, что его убили. Я чувствовала себя ужасно виноватой.

Лицо Бена помрачнело.

– У тебя не было никаких причин чувствовать себя виноватой!

– Не было? – спросила Ан, глядя на него укоризненно. – Неужели ты не понимаешь?.. Ничего бы не произошло, если бы я не вела себя так… Он был несчастным, одиноким человеком и неправильно истолковал мои чувства.

– Ты была ребенком, а он – твоим родным дядей и должен был заботиться о тебе, а вместо этого!.. Анабель, взгляни на происшедшее с другой стороны. Что бы ты думала, если бы прочитала в газете о подобном происшествии? Кого бы ты в такой ситуации посчитала виновным? Ребенка или взрослого мужчину?

– Ты должен сначала узнать, что произошло потом!

Он вздохнул, мрачнея все больше.

– Ладно, расскажи, что случилось потом.

Девушка закрыла глаза:

– Все кричали, задавали вопросы, я была так напугана. Кто-то успел добежать до деревни и вызвать полицию. Мне даже в голову не пришло, что такое возможно, но подъехали констебли, а за ними машина «скорой помощи». Меня отвезли в больницу. Два часа, что я провела там… – она всхлипнула, передернула плечами, – это было ужасно. Я продолжала твердить, что ничего не случилось, но мне не верили. Заставили раздеться догола, унесли одежду на экспертизу. Врачи осмотрели меня. Я оцепенела от ужаса и отвращения.