Не только память

Он бродил по обширным полянам между королевски ми дворцами, перешагивая через поломанную мебель и грязные, втоптанные в пыль книги из библиотеки.

Книги. Он не мог относиться спокойно к судьбе бирманской культуры. Он отыскал главного библиотекаря королевства — больного старика, и несколько вечеров они просидели, разбирая завалы разрозненных текстов, написанных на пальмовых листьях. Солдаты искали в библиотеке драгоценности и, не найдя ничего, вымещали досаду на хрупких книгах.

С утра Минаев уходил в потрепанные войной обширные мандалайские монастыри и, усевшись на циновке, часами спорил с мудрыми учеными о грамматике языка пали, о происхождении пагод Пагана.

— Мы просим вас не уезжать из Бирмы, — сказали ему саядо, когда Минаев пришел прощаться. — Нам теперь очень нужны ученые люди. Вы будете учить наших студентов мудрости древних языков и мудрости нового мира.

Но, к сожалению, пора было возвращаться домой. И он уехал сначала в усмиренную Индию, оттуда через Европу — в Петербург. И был Минаев одним из последних русских, побывавших на берегах Иравади. Британские власти не видели никакого смысла в том, чтобы допускать в Бирму нежелательных иностранцев. И тем более после 1917 года. Слухи о России, а потом о Советском Союзе проникали в Бирму кружным путем, через Китай, через Индию. Переводы работ Ленина, провезенные контрабандой из Лондона, рассказы моряков о том, что происходит в СССР, — все это находило пути к бирманцам, помогало им бороться за свободу. Но Иравади снова увидела русских людей только через полвека, когда Бирма стала самостоятельной и добилась права самой выбирать себе друзей.

* * *

Машины начинают чаще встречаться на шоссе, чаще поднимается пыль от упряжек волов и буйволов, бредущих по обочинам. Скоро большой город Пром — один из десяти крупнейших городов Бирмы. Правда, по-настоящему крупный город в этой сельскохозяйственной стране только Рангун. В нем живет около миллиона человек. В Мандалае — тысяч двести. За исключением десяти-двенадцати городов, в которых население исчисляется десятками тысяч, бирманские города малы и тихи. Часто неизвестно, где кончается деревня, где начинается город, — те же легкие деревянные дома на промазанных креозотом столбах, а за густыми деревьями и бананами не видно, есть ли другие улицы кроме той, по которой едешь.

Пром — другое дело. В нем есть главная улица с белыми двухэтажными домами, по нему бегают трехколесные оранжевые такси, и, переезжая главную улицу, громко пыхтят старые паровозы.

Я так и не смог выяснить, почему Пром именуется «Промом». Бирманцы зовут его «Пьи», а слово «пром» ничего не значит на бирманском языке. Вообще-то почти все названия бирманских городов произносятся неправильно: их переврали англичане или еще португальцы. Рангун, как я уже писал, должен был бы произноситься «Янгон», и тогда обнаруживается значение этого названия. Молмейн — третий по величине город — называется на самом деле Моулмьяин, Бассейн — Патей. Но эти искаженные названия за годы английского владычества нашли путь на географические карты и стали так называемыми традиционными названиями. И сами бирманцы, если говорят по-английски, называют Янгон Рангуном и Патей — Бассейном. В названии «Пром» иностранное словотворчество зашло так далеко, что нет никакой надежды найти его первооснову.

Деревни Бирмы не подверглись переименованиям. Так и называются, как тысячу лет назад. И каждое название обычно закреплено соответствующей легендой и авторитетом местного духа — ната. В каждой деревне, в каждой реке и даже во многих домах есть свой нат. Я помню, году в пятьдесят восьмом мы снимали новые помещения для советских строителей. В одном доме, куда мы приехали по объявлению, с нас. запросили вдвое меньше, чем обычно берут за аренду такого дома. Мы поинтересовались: почему так, и получили смущенный ответ — здесь очень настырный, шумный нат, и никто не соглашается жить в этом доме. Были англичане — сбежали через месяц, поселились итальянцы — тоже недолго выдержали. Вот и приходится уступать за полцены.

Мы согласились снять этот дом. Кто-то сказал тогда, что, может, не стоит говорить нашим товарищам о нате. Все-таки дом на отшибе, будут всякие печальные мысли в голову лезть. Но потом решили сознаться. Строители отнеслись к известию с достаточной долей юмора. Так был брошен вызов жестокому нату. И нат отступил. Говорят, он несколько дней старался громко ходить над потолком, но никто не обращал на него внимания, и он сдался — исчез. Строители благополучно прожили два года в «доме с привидениями».

Вернемся в Пром.

Мы остановились в доме для приезжающих, и, пока древний старик в потрепанной солдатской форме натягивал пыльные москитные сетки над кроватями, я спустился вниз, к машине. У машины стояли два бирманца, оба темнокожие, коренастые.

— Вы из Советского Союза?

— Да.