Проснулся без двадцати шесть от паровозного гудка, хотя поблизости от моего дома во Флашинге никаких поездов, а тем более паровозов, зато два аэродрома и пара-тройка хайвеев и парквеев, четыре последние ночи на возвратном пути из Квебека я жил в палатке на озере Шамплейн, в кемпинге Озибл Хазм, и каждое утро меня будил протяжными гудками товарняк, вагонов на сто, наверное, слышал, как гудели рельсы, как стучали колеса на стыках, гудки становились все глуше, только я впадал в дрему и видел вокруг себя сплошь белые грибы, как уже по озерному берегу встречный товарняк – один из Канады в Америку, другой из Америки в Канаду, совсем уж музейный пассажирский поезд из пары вагонов да полустанок-анахронизм с громким именем «Порт Кент», впритык к пристани, паром с машинами отходил на противоположный берег в Вермонт – типичная североиталийская ведута с невысокими голубеющими горами, подернутыми дымкой: «Голубая даль от умбрских гор…»
Стояла жара, как в Н-Й, но без нью-йоркской сырости, в последний день я плавал в разных местах этого длиннющего, как река, озера пять раз, а шестой – в искусственном понде на реке Салмон. По пути в Канаду белых и красных видимо-невидимо, и мы обедали и ужинали исключительно моими грибами в разнообразных клепиковых комбинациях, но на этот раз Лена ехать со мной отказалась наотрез, обозвав идиотом и маньяком: «Как при такой многодневной жаре грибы могли сохраниться! Они сгорели, сгнили, сгинули, если вообще появились на свет божий!»
А грибник я страстный. Без швейцарского армейского ножа в лес ни ногой – на всякий случай. У меня множество разного рода грибных привычек, теорий и предрассудков. К примеру, срезав гриб, тут же складываю нож и прячу в карман – уверен, что грибы, завидев мое орудие убийства, попрячутся от страха. С другой стороны, я почти никогда не сворачиваю с тропы, уверенный, что грибы сами бросаются мне под ноги и дают знать о своих ближайших родичах поодаль – грибница-то у них одна, тогда как моя спутница рыщет по лесу сквозь бурелом. При таких разных приемах, мы возвращаемся обычно с одинаковой добычей. По-моему, что́ на тропе, что́ в сторону от нее – едино: грибы или есть, или их нет. Почти как в том анекдоте про два необитаемых острова, помните? На одном – три мужика, на другом три бабы. Самый молодой бросается в воду, чтобы добраться до них вплавь. Тот, что постарше, начинает мастерить плот. «Сами приплывут», – говорит пожилой, вроде меня. Вот я и убежден касаемо грибов: на ловца и зверь бежит. То бишь гриб.
Как ни странно, маньяк-идиот оказался на этот раз прав. Старая, со времен Платона, история про здравомыслящего и исступленного – в пользу последнего. В варианте Вильяма Блейка: упорствуя в глупости, глупец становится мудрым. Да хоть на революционный лад: безумству храбрых поем мы песню. Сохранить бы мне мое безумие до конца дней…
Зрелище было чудное, волшебное, из twilight zone, как когда-то на Тринадцатом озере в Адирондаке, где в такие же вот сумерки я первый (и последний) раз наткнулся на ведьмин круг и, вспомнив народные поверья (они же – предрассудки), побоялся войти внутрь. Вот и теперь – по всему берегу стояли огромные грибы с потрескавшимися от жары неузнаваемыми шляпками; все на подбор оказались белые, но одни полые изнутри, выеденные до основания червем, зато другие, рядом, – тугие и белоснежно чистые на срезе. Я балдел, у меня кружилась голова от нереальности, а пришел в себя, когда, не рассчитав крепости подсохшей ножки и пустоты внутри, глубоко резанул большой палец, и долго потом высасывал из него кровь.
Поразительно – грибы подсохли живьем, в естественном состоянии, я собрал с ведро, а мог втрое-вчетверо-впятеро больше, и дошли они на следующий день на заднем стекле нашей «Мазды Протеже», когда мы возвращались в Н-Й в самый душный день этого лета, пропустив нью-йоркский блэк-аут, как тот зощенковский герой, который выкушал полторы бутылки русской горькой и проморгал знаменитое крымское землетрясение. Какие грибные ароматы гуляли у нас в салоне: здесь русский дух, здесь русским пахнет! По пути я слушал радио о неслыханной жаре в Европе, о погибших от жары во Франции, в то время как тамошний президент проводил вокейшн в Квебеке, и мы с ним чудом разминулись, и еще глубже вдыхал очищенный воздух из кондиционера, который тоже создает некий сюр – по контрасту с адовой духотой хайвея.
Если чем лечить ностальгию по родине, которую я покинул (как и она меня, мы квиты) четверть века назад и в которой не был уже половину этого срока, и что-то не тянет (последний раз – когда мы с Леной строчили книгу о Ельцине, перегероизировав нашего героя, потом, после октября 93-го, сильно в нем разочаровавшись), так это, конечно, грибами, а те через океан те же самые, с небольшими модификациями, грибы как примирение с действительностью, да еще без конкурентов – американы признают только магазинные шампиньоны, портабелло и ойстеры, а все лесные считают ядовитыми. Если и встретишь на тропе срезанный гриб, то родом опередивший тебя грибник непременно индеец, поляк или русский.