То, что Щепа не получил ответа на свой вопрос, пробудило в душе чокнутого программиста самые наихудшие подозрения. Теперь он лихорадочно припоминал все водившиеся за ним грешки и отчаянно искал для них оправдания. Должно быть, дэд-программист не одному человеку перебежал дорожку, потому что, когда я чуть приспустил очки и пронзительно глянул на Щепу поверх оправы, губы его затряслись, словно плохо застывшее желе.
– Мы можем обо всем забыть, – негромко, так, чтобы Щепе приходилось напрягать внимание и слух, дабы уловить каждое произнесенное мною слово, пропустить которое он теперь боялся больше всего на свете, произнес я. – Но произойдет это только в том случае, если ты будешь относиться к нам с должным уважением и не отвечать дурацкими репликами на вопросы, которые задает тебе мой напарник. – Сказав это, я снова откинулся на спинку стула и прикрыл глаза стеклами очков. – Ты все понял?
– Да, да, да, – Щепа три раза быстро кивнул. Решив, что и этого недостаточно, он добавил: – Без проблем, – и глупо улыбнулся, оскалив неровный ряд больших желтых зубов, в результате чего сделался похожим на карикатурное изображение китайца.
– В таком случае ты отвечаешь коротко и ясно. Один неверный ответ и…
– Я все понял, – не дал мне закончить Щепа. – Спрашивайте – отвечаем.
– Какую задачу поставил перед тобой Красный Воробей?
– Разработка принципиально нового подхода к расшифровке «молчащего» участка инсулинового гена.
– Что под этим подразумевалось?
– Красный Воробей, похоже, и сам толком не знал, что именно хотел обнаружить в этом «молчащем» участке. В разговоре со мной он неоднократно повторял, что пустых, неиспользованных участков в геноме просто не может быть. И если существуют так называемые «молчащие» участки, то это означает вовсе не то, что они не несут в себе никакой информации, а только то, что пока мы еще не можем ее прочесть. Поскольку методы, которые использует для этого современная наука, не привели ни к каким результатам, нужно было использовать принципиально иные подходы. Я попробовал несколько вариантов и в конечном итоге остановился на методе дешифровки тайных посланий, использованном британской военной разведкой во время Второй мировой войны. Принцип этого метода заключался в том, что вначале производилась сортировка знаков по частоте их встречаемости в тексте с последующим соотнесением их с буквами латинского алфавита. По сути, я запустил в своем сознании одну из шифровальных машинок того времени, предварительно внеся в ее схему ряд изменений. Например, мне пришло в голову использовать…
– Технические подробности нас не интересуют, – перебил я Щепу. – Что получилось в результате?
– Как известно, ДНК строится на принципе комплиментарности всего четырех нуклеотидов: аденин, гуанин, цитозин и тимин. Если рассматривать как отдельные символы пары оснований, стоящие рядом в одной цепочке ДНК, то мы имеем уже не четыре, а шестнадцать знаков. Используя же комбинации из трех оснований, мы получаем уже шестьдесят четыре знака – более чем достаточно для любого алфавита. Впрочем, часть символов может играть роль знаков препинания и пробелов между словами. Исходя из этих соображений, я запустил дэд-программу по расшифровке послания, каждой буквой в котором является сочетание трех нуклеотидов, расположенных последовательно в цепочке ДНК «молчащего» участка инсулинового гена. И, как и следовало ожидать, – при этих словах Щепа не смог удержаться от мимолетной гордой улыбки, – заказчик остался доволен полученным результатом.
– Что получилось в результате расшифровки? – опередил меня с вопросом Гамигин.
Вообще-то, я хотел спросить у программиста то же самое, только несколько иначе сформулировав вопрос. Гамигину же, в отличие от меня, не удалось скрыть того огромного интереса, который он проявлял к данной проблеме. Хотя, казалось бы, с чего вдруг? Ведь это моя судьба, а может быть, и сама жизнь зависела от того, успею ли я опередить в своих поисках НКГБ и того же Симона, который, уверен, также не сидел без дела. Для черта же это расследование являлось всего лишь чем-то вроде практического занятия.
По счастью, то ли из-за грохочущей музыки, то ли по причине крайнего волнения Щепа не обратил внимания на возбуждение в голосе Гамигина и воспринял его вопрос точно так же, как если бы его задал я.
– Я прошу вас меня извинить. – Чтобы убедить нас в своей искренности, программист даже приложил ладонь к груди. – Но я действительно всегда делаю распечатку полученных результатов только в присутствии заказчика и никогда в нее не заглядываю. Таковы уж мои принципы. Как говорится, чем меньше знаешь, тем спокойнее спишь.
– В этом я готов с тобой поспорить, – зловеще усмехнулся я. – Мне нужна вся информация о Красном Воробье и о программе, которую ты для него составил, и я вытрясу ее из тебя, даже если для этого мне придется ракроить тебе череп и вставить контактный штекер прямо в твои проспиртованные мозги.