— Ну что вы, я ее хорошо знал, да и память на лица никогда не подводила. Вот вы так себя точно описали, я без экивоков понял, что вы ко мне на встречу направляетесь. И тут та же история. Эдакая молодая фифа, его ровесница, села за крайний столик и ждала, пока мы наговоримся. А до того, едва не на шею вешалась, положила руку на плечо, склонилась к уху и что-то шептала. Очень неприятно, знаете ли, когда партнер с собой просить денег еще и любовницу приводит. Меня это покоробило.
— Потому и ждали? — бесцеремонно спросил я. Ивантеев вздохнул.
— Может быть и поэтому. Да, покоробило и сильно. Я будто проучить его решил. Хотя понимал, надо помочь. Но отношение.
— Простите, что спрашиваю. Но мне важно. Кто она?
— Имени я не знаю, а он и не думал нас представлять. Но мы уже с ней встречались. Точно не скажу, но скорее всего, в типографии, я там бланки заказывал, а она…. Артур ее еще странно как-то называл. Уж больно по-детски, что ли.
— Как, не помните?
— Дайте подумать… нет, так не скажу.
— В сентябре вы тоже тут встречались?
— Да. Наверное, поэтому и привел с собой дамочку. Понимаете, здесь, когда ресторан работает днем, народу мало, вот как сейчас, о чем угодно можно говорить, не опасаясь чужих ушей и, главное, лиц.
— Вы и в сентябре и в феврале не хотели светиться?
— В феврале очень даже. Наши этого бы не поняли.
— Вы поэтому и назначили встречу на даче у Елены?
— Разумеется. Я еще заранее приехал. А когда узнал, что Артур будет с семьей, хотел уезжать. Вообще, смалодушничал, вам это сама сестра его рассказала, конечно. Как только пришла весть о смерти, тут же бросился прочь, как будто гнались. Будто сам причастен к этой трагедии.
Он вздохнул и поморщился. Занялся мясом, пытаясь разрезать его.
— Ваши коллеги, полагаю, не были в восторге от этой поездки?
— Конечно, что спрашивать. Консервативное общество, да и потом, мы никогда ничего друг от друга в делах не скрывали. А я вдруг сорвался. В их глазах это как потеря чести офицера.
— Пикейные жилеты вас бы не простили.
— Возможно, просто не поняли, — он усмехнулся грустно. — Не знаю, почему нас так прозвали. Как из романа Диккенса. Но мы же финансировали, вполне охотно, часто даже не заглядывая в документы, когда речь шла о не заоблачной сумме. Да и давали в длинный долг. Это сейчас, когда банки начали появляться, приходится снижать ставку и бегать за клиентами, а тогда…
— Я вас понял. Вы были королями.
— Королем был Ковальчук. Единственным и неповторимым. А мы так, с краю, валеты.
Он немного ссутулился, но кажется, больше для того, чтоб разобраться с малосъедобным мясом. Потом произнес:
— Времена больно быстро меняются. Никогда не думал, что не смогу приноравливаться к ним. Все время считал себя впереди.
— Ковальчук вон тоже пытается. И тоже не слишком успешно.
— Вы лучше про него не поминайте, у нас с ним довольно скверные отношения изначально сложились. У всех жилетов, если уж вы хотели об этом спросить.
— Я вас понял. Поэтому немного попытаю про фифу. В сентябре вы ее не видели?
— Нет, что вы, Артур пришел один, но разговаривать долго мы не смогли. Я отказал, а он… да он всегда был упрямцем. Нет, так нет, он кивнул и просто вышел. Думаю, если б я отказал ему вторично, сделал бы тоже самое, разве что вместе с дамой. И как-то по-особенному. Мне этого не хотелось, вы понимаете.
Я понимал. Потом спросил снова:
— Дама из типографии. Он ее называл случайно, не Рина?
— Именно, — выдохнул Ивантеев. — Именно так. Вы ее знаете?
— Она владелица.
— А так и не скажешь. Всюду бегает, всех о чем-то спрашивает. Вернее, спрашивала, верно, только открылись, вот и торопилась везде поспеть. Вы же понимаете, сложное это дело — с нуля начинать. Очень сложное. Многие обламывали зубы и не на таком.
— Она, кажется, не в начале года открылась, раньше.
Ивантеев только плечами пожал.
— Во всяком случае, я ее за хозяйку не принял, слишком уж суетилась. Как секретарша, да я ее скорее за секретаршу принял. Да и она сама мой заказ приняла и оформила, а потом, через пару дней так же мной занималась. Наверное, народу не хватало.
Я кивнул. Поблагодарил и стал прощаться. Ивантеев на прощание тряхнул руку, крепко ее пожал и снова сел, усердно доедая стылое мясо. Видимо, просто не хотел уходить вместе со мной. Я посмотрел в его сторону и отправился на телеграф.
За оставшуюся неделю я еще три раза звонил Оле, но все одно, беседовали мы мало и комкано. Будто стеснялась она меня. Или была погружена в работу, вот только как ни старался я узнать это, не удавалось. А последний раз и вовсе наговорили минуты на три — за ее спиной шептались и хихикали подружки, из тех, новеньких, которые она успела завести, но еще ни сама к ним домой, ни к нам не приглашала. К нам она и со старой работы не звала, верно, опасаясь, как бы я не перекинулся на кого другого. Может, обжигалась, спрашивать ее я не стал, даже по прибытии.