Не судьба

Так что оба, и главбух, и управляющий — сейчас принимали схожие поздравления, обнимались и целовались со всеми прибывающими. Не смущало никого и то обстоятельство, что квартиру Фимы по-прежнему прослушивали. Все от души высказывались в адрес следствия, перемывали кости прокурору, взявшемуся за явно проигрышное дело и дербанили суд, на который пройдет в атмосфере памяти Артура, ведь он дотянется до февраля, годовщины трагедии на Василевского, для многих незаживаемой именно потому, что следствие по делу далеко не продвинулось, а следствие по кооперативу прошагало уж слишком споро и бессмысленно жестко, превратив жертв в обвиняемых. Складывалось ощущение, что суд пройдет при повышенных мерах безопасности из-за массы народа, митингующего у стен. Такое развитие событий не являлось чем-то из ряда вон — возле прокуратуры и так собирались изредка кооператоры, требуя прекращения дела против нашего ателье. Их быстро разгоняли, но нынешнюю волну милиция вред ли сможет так же легко погасить.

Кто-то узнал, что я самостоятельно расследовал, и может даже, еще пытаюсь докопаться до гибели Артура, — меня принялись расспрашивать о подробностях. Но что я мог рассказать? — ведь толком ни до чего докопаться нее смог. Сделал несколько предположений, но тут, на счастье, ко мне подошел стряпчий Фимы, столь успешно разваливавший дело против главбуха же. Прикрыв указательным пальцем губы, попросил выйти на улицу. Да, погода мерзкая, но поговорить надо. Не задумываясь, я последовал за адвокатом.

— Вы все же никак не можете удержаться, чтоб не позаниматься вредной и для вас и для окружающих глупостью, — с места в карьер начал законник. — Даже не представляете, насколько это может сказаться на моем подзащитном.

— Я только один раз у него спросил. И больше не собираюсь. Тем более, на Ковальчука переть не намерен, уже убедился в двух вещах: его неприкасаемости и невиновности.

— Обычно первое ставят перед вторым, но ладно. Забыто.

— Фиме что-то от разговора со мной было? Он ничего…

— Ничего пока не было. Но не расслабляйтесь, у нас всяко возможно. А тут вы наехали на подпольного хозяина города.

— Не понял, — порыв ветра загнал нас обратно в подъезд. Все же хорошо, что на этой неделе дали тепло в дома. Жилконтора посчитала двухнедельной пытки с нас достаточной и теперь, несмотря на пятнадцать тепла, жарила чугунные батареи, доводя их едва не до свечения по ночам. Спать нам обоим приходилось в одних трусах, при этом еще открывая фортки. Так непривычно после байковых пижам и ватного одеяла — будто лето настало.

— А что тут непонятного? — адвокат закурил, покосившись на меня, но разрешения не спрашивая. — Чернец именно таков. Вор в законе, большой авторитет, и работает по-крупному — рэкет, подделка документов и печатей, мошенничество, даже бутлегерство. Раньше баловался фарцой, но ему быстро руки отбили. Собственно, последний срок он мотал как раз за подобное. Когда Артура, светлая ему память, расстреливали на Василевского, Чернец действительно находился в КПЗ, давал пояснения к выходке его подопечных в Мордвиновке — может, знаете это село на южной окраине города. Фактически не село даже, а жилой район. Там они гоп-стопом промышляли. Чернец взял своего приближенного на поруки, остальных сдал, тамошняя милиция галочку поставила.

И замолчал. Безмолвствовал и я сам, молча искоса поглядывая на адвоката. Как будто из другого мира человек, нет, в самом деле, из другого. Да, о нем я еженедельно, ежедневно читал в газетах, слышал по радио, по телевиденью, особенно, местному, но чтоб вот так просто и нагло. Не укладывалось в голове. Вообще, отношения властей с ворами не лезли ни в какие рамки, тем более, законности. Будто для этой касты существовал особый свод правил. Да почему существовал, — так оно и есть. Вот только законник, поминая о нем, рассказывает уж больно спокойно и хладнокровно. Не то бравирует, не то вправду привык.

— Вот так просто?

— О чем вы? — будто не понимал.

— Я о Чернеце. Его что, взять не за что? Что у нас за каморра такая, что ей все можно, а если кого и брать из этого сообщества, то только шестерок.

— Вы же сами детектив, сами и должны знать. Вон сколько возле Ковальчука копали, должны понимать, что к чему. Он ведь не один раз с воровской шатией связывался, думаю, еще будет. Думал, привыкли.

— К такому трудно привыкнуть. Я, правда, не могу понять, почему воров в законе, вообще всех авторитетов бандитских нельзя посадить, или отправить на урановые рудники.

Он посмотрел на меня, словно на ребенка несмышленого. Потом вздохнул.

— Вот уж не думал, что такие простые вещи, которые пишутся в каждом предисловии журнала «Подвиг» или «Милиция», придется разжевывать. Вы ровно не сегодняшним днем живете. Не слышали вообще об истории появления самого понятия — вор в законе. Неужто мне надо залезать в двадцатые и все вам на пальцах пояснять.