Не судьба

А я все собирался встретиться с Фимой. Его обратно пока не сажали — еще надеялись дернуть за пусть случайно подвернувшуюся, но достаточно надежную ниточку. Пока не удавалось. Да и дело всей «шайки» нашего шефа как-то не особо двигалось. Да и срок расследования истекал, а особо много против того же Фимы не нарыли, даже больше от двух предъявленных обвинений, в силу изменившихся в стране обстоятельств, следствие решило отказаться. Как максимум бывший главбух мог бы получить лет семь, но вряд ли угодил бы за решетку столь надолго. Адвокат прибег к уловке, растрезвонил в газеты и на радио о фабрикации против своего подзащитного материалов «авторитарного прошлого», на чем хорошо сыграл, раз прокуратура незамедлительно сдала назад. Он и дальше планировал бодаться таким же образом, не знаю, насколько успешно, но первые победы обнадежили и других фигурантов — да и меня тоже. Потому и засобирался к Фиме снова. Я уже пытался к нему прорваться, но второй раз главбух встречаться со мной не решился, видимо, адвокат отсоветовал. А сейчас даже домой пригласил. Да и не только меня, всех наших из ателье, отпраздновать, пусть небольшую, но значимую победу против системы. Пока уточняли дату, я целиком и полностью занимался закройщицкими делами кооператива. Вот ведь странно, с недавних пор и директора нашего стал звать привычно — шефом. Когда первый раз назвал, мурашки по спине пробежались, а потом уже ничего, привык. Да и начальник мой не заметил ничего странного в таком обращении, хотя обычно бывал достаточно строг в формальностях с подчиненными. Не Артур, факт.

То же грузовое такси увезло в службу быта «Снайге». Я расплатился по счетам и вернулся.

— Правильно, что избавились, от этих прибалтов, как и от кавказцев, чего угодно можно ждать. Вот помяните мое слово, тоже начнут заварушку, — сопроводил мое отбытие Михалыч. — А нам потом разгребай.

— Не каркай только, — заметила Оля. — С этой бы справились.

— А кому справляться-то? Черту лысому? Давно бы отдал Карабах армянам, плевать, все одно страна одна. И народу бы столько не полегло. А так — вот уже и воевать начали.

Очередная потасовка в НКАО переросла в бойню в городке Ходжалы. Там размещался лагерь беженцев-азербайджанцев, там власти АзССР, пока еще с трудом контролирующего Карабах, спешно возводили жилые дома, больше похожие на скворечники, для обустройства вновь прибывших. Не жалели ни сил, ни средств, — ни своих, ни союзных. Это обстоятельство как раз и дало повод армянам, проживающим как в самом городке, так и в окрестностях, решить, что власти целенаправленно пытаются выдавить местное население. Что они не просто так выделяют всем приехавшим в Ходжалы из любых других областей самого Азербайджана бесплатные дома, берут юношей в любые вузы республики без экзаменов, создают другие преференции и льготы для своих. А решив, взяться за оружие. Война слов, переросла в первое столкновение боевых отрядов армян, хорошо вооруженных, со спешно собранными ополченцами города. Десятки убитых, сотня раненых, но город азербайджанцам каким-то немыслимым упорством удалось отстоять. Добровольцы, прибывшие из Степанакерта, убрались восвояси.

И вроде бы все до поры, до времени успокоилось. Хотя, если вдуматься, просто обеими сторонами конфликта была взята пауза — для подвоза подкреплений, обучения молодежи азам боевой тактики и всему подобному, что происходит после первой пролитой крови.

Мы, да и страна в целом, старалась не думать больше, забыть о Карабахе. Даже в оппозиционных новостях, после известия о бойне в Ходжалы, повисло тягостное молчание. Никто не хотел раскачивать лодку, попавшую в омут.

— Тьфу-тьфу, чтоб больше такого не случилось, — произнесла Оля полушепотом, будто боясь спугнуть шаткое равновесие.

— Да уж, — Михалыч тоже не решился продолжать. Оля сразу же утащила меня к себе, я все не решался называть ее комнату нашей, хотя она старательно акцентировала на этом слове мое внимание. Вроде и вещи все мои тут, и сам я там же и просыпаюсь каждое утро. А назвать иначе не поворачивается язык. И все оттого, что мы не расписаны?

После минутных ласк, она сунула мне новую кассету.

— Надо проявить до понедельника. Я чего-то непонятное наснимала. Не пойму, что это — нужное или так, очередная дымовая завеса.

— О чем это?

— О новых шахтах. Планы и сметы. Вика показала. Мы с ней сошлись, представляешь? Я сама не ожидала, — затараторила мое солнышко. — И даже не потребовалось выворачиваться наизнанку, рассказывать про свои проблемы и всякое такое. А то хотела про аборты тему поднять. А не пришлось, слава богу.

Внутри как-то похолодело.

— Ты имеешь в виду…

— Да именно. Все ждала, когда спросишь, раз я и так и эдак намекаю, — Оля посмотрела на мое вытянувшееся лицо, помолчала. — Прости. Я тоже дурная бываю. Не хочется, а надо сказать, знаю, что хорошего не получится, а не молчать нельзя. Мы же с тобой…

Снова не закончила. Посидели в тишине, помолчали.

— Когда это случилось?