— Да уж все сейчас зарабатывают. — как-то мрачно произнес я.
— И очень быстро, — заметил главбух. — У меня вот тоже ускорились. Суд обещают в сентябре, что успели собрать, не знаю, но кажется мало, раз я тут и с тобой общаюсь, а не со следователями.
— Рад, что ты тут, но лучше…
— Я знаю, что лучше, поэтому встречаюсь с тобой и такими как ты. Знакомыми по бывшей работе, приятелями. Я ж имею право на встречи, — он сказал эту фразу, кажется, не мне, а человеку за ближайшим столиком. Тот неохотно кивнул, утыкаясь в «Известия». — Вот именно. Еще имею право. Ну да о чем мы…, да, Ковальчук — тут видимо, какой-то другой расклад вмешался. И очень серьезный. Так что мой совет, сиди и не лезь.
Главбух выдохнул, видимо, накатившее оставляло потихоньку.
— Спасибо, я понял. Я поговорил со многими и разобрался, насколько он холодный и расчетливый.
— Именно расчетливый, как шахматист. Он играет, он азартен, но расчет превалирует, я это понял еще… давно уже. Встречался ведь.
— Спасибо, Фим.
— Да ну что ты. Мне надо было сказать. Так что даже не думай.
— Сложно, но постараюсь.
— У тебя работа, девушка. Да, я знаю. Слухи доходят. Не лезь.
На том и расстались. Человек с «Известиями» пошел следом, его компаньон на всякий случай проводил меня до автобуса. Больше я их не видел. А вот главбуха…
Я на следующий же день — благо, пятница, — поговорил с солнышком, передал беседу с Ефимом. Она тут же заинтересовалась, причем, не самим Ковальчуком, отнюдь.
— Постой. Так он работает с уголовкой? Вот те на, ни разу не слышала. А ведь не первый день под его началом. Даже странно. Сколько ж в человеке тайн. Выходит, он вполне мог надавить на этого вора в законе… твой бухгалтер точно знает, что это именно вор в законе? — я кивнул. — Надавить на него и заставить выполнить поручение. А долг тем и отдаст.
— Фима сказал…
— Твой Фима мог всего не знать. А вот такой вариант…
— Да но мы приходим к тому же, с чего и начали. Зачем все это Ковальчуку?
— Понятия не имею. Он ведет какую-то очень активную жизнь и я не успеваю ее даже замечать. Тут афера с подпольными кредитами как верхушка айсберга его других махинаций. И непонятно, насколько вглубь все это простирается. Слой за слоем, натурально, шахта.
— Не зря ж он сюда и пришел.
— И не зря копает. Видимо, очень жирные слои и много чего накопать можно. Но я тоже попробую. Правда, ну чем мы хуже.
— Да вообще-то…
— А я думаю, ничем. Поэтому будем брать и… ну ты понял.
— Хочешь сказать, надо ограбить именно Ковальчука?
— А почему нет?
— А потому что тогда нас даже посадить не успеют. Он сам разберется и с такой скоростью, что…
— Зая, — она заговорила совсем другим голосом. — Раз не судьба ограбить, будем думать, как подвести под монастырь.
— Кажется, он вообще неприкосновенный.
— Таких не бывает. Берию и то расстреляли, а это всего лишь замдиректора предприятия, пусть и миллионер. Кстати, подпольный, не забывай.
— Это уж я век помнить буду. И как его вообще переиграть можно.
— Пусть будет уверен, что перед ними шахматы, а не покер.
— Я вообще не знаю, что это за игра.
— Зато я знаю. Ковальчук непрост, хитер, он пользуется людьми как салфетками, и очень не любит, чтоб ему мешали, чтоб вообще мешались под ногами. Но я найду способ выискать у него брешь, ведь в любом человеке есть какая-то слабина, в любом. Даже в нем.
— Оль, я бы на твоем месте…
— А еще у меня разряд по шахматам, вот.
Вот когда она упрется — ничем не переспоришь. По Некрасову: «Мужик, коли втемяшится в башку какая блажь — колом ее оттудова не выбьешь…». Еще в школе проходили. Верно, она оттуда же и взяла.
— И кроме того, у нас преимущество.
— Это какое же?
— Он не знает, что против него кто-то что-то готовит, а мы знаем.
— Мы тоже не знаем, что именно готовим.
— И это еще один плюс, — она помолчала, шмыгнула носом, последнее время ей не больно здоровилось, и неожиданно продолжила, видя, что перебивать ее уже никто не собирается. С довольным видом, гордая настолько, будто победила в неравном бою. Будто этот бой вообще состоялся: — А к тебе задание. Узнай у бухгалтера своего имя вора в законе или кто он там.
— Вот сейчас позвоню и узнаю? Оль, ты вообще что говоришь?
— А почему нет. Вдруг всплывет в разговоре, в записке какой, да мало что может случиться. Вдруг они вообще друзья детства.
Мы еще некоторое время поспорили над совершенно безумным с моей точки зрения действом, покуда солнышко попросту не выперла меня из комнаты. Я рассердился. В конце концов, если ей действительно приспичило тягаться с этим шахматистом-убийцей, пусть тягается. Правда, мне же ее потом выручать и вытаскивать, но ладно, сухари передавать буду. Дай бог, чтоб именно по этому счастливому сценарию все и закончилось. Немного поостыл, но обратно возвращаться не стал, понятно ведь, что она не взаправду. У нее много чего не взаправду происходит, существенная часть жизни. Которую Оля еще и тщательно оберегает от меня. Или я не решаюсь заглянуть за плотные занавески, которые она сама не открывает, но вполне предоставляет мне к ним доступ — а я чего-то все не соображу этого.